Пламенный круг - [9]

Что со мной ты, потому,

Что ты станешь колыхать

Предо мною свет и тьму.

Буду спать или не спать,

Буду помнить или нет, —

Станет радостно сиять

Для меня нездешний свет.

«Поклонюсь тебе я платой многою…»

Поклонюсь тебе я платой многою, —

Я хочу забвенья да веселия, —

Ты поди некошною дорогою,

Ты нарви мне ересного зелия.

Белый саван брошен над болотами,

Мертвый месяц поднят над дубравою, —

Ты пройди заклятыми воротами,

Ты приди ко мне с шальной пошавою.

Страшен навий след, но в нем забвение,

Горек омег твой, но в нем веселие,

Мертвых уст отрадно дуновение, —

Принеси ж мне, ведьма, злое зелие.

«Громадный живот…»

Громадный живот,

Искаженное злобой лицо,

Окровавленный рот,

А в носу — золотое кольцо.

Уродлив и наг,

И вся кожа на теле черна, —

Он — кудесник и враг,

И свирепость его голодна.

На широком столбе

Он сидит, глядит на меня,

И твердит о судьбе,

Золотое копье наклоня.

— Сразить не могу, —

Говорит, — не пришел еще срок.

Я тебя стерегу,

Не уйдешь от меня: я жесток.

— Копье подыму,

Поражу тебя быстрым копьем,

И добычу возьму

В мой костьми изукрашенный дом. —

«Где безбрежный океан…»

Где безбрежный океан,

Где одни лишь плещут волны,

Где не ходят челны, —

Там есть фея Кисиман.

На волнах она лежит,

Нежась и качаясь,

Плещет, блещет, говорит, —

С нею фея Атимаис.

Атимаис. Кисиман —

Две лазоревые феи.

Их ласкает океан.

Эти феи — ворожеи.

К берегам несет волну,

Колыхаясь, забавляясь,

Ворожащая луну

Злая фея Атимаис.

Пенит гневный океан,

Кораблям ломая донья,

Злая фея Кисиман,

Ворожащая спросонья.

Злые феи — две сестры —

Притворяться не умеют.

Бойся в море злой поры,

Если обе чары деют.

«Не трогай в темноте…»

Не трогай в темноте

Того, что незнакомо, —

Быть может, это — те,

Кому привольно дома.

Кто с ними был хоть раз,

Тот их не станет трогать.

Сверкнет зеленый глаз,

Царапнет быстрый ноготь, —

Прокинется котом

Испуганная нежить.

А что она потом

Затеет? мучить? нежить?

Куда ты ни пойдёшь,

Возникнут пусторосли.

Измаешься, заснёшь.

Но что же будет после?

Прозрачною щекой

Прильнет к тебе сожитель.

Он серою тоской

Твою затмит обитель.

И будет жуткий страх, —

Так близко, так знакомо,

Стоять во всех углах

Тоскующего дома.

Злая ведьма

Злая ведьма чашу яда

Подает, — и шепчет мне:

— Есть великая отрада

В затаенном там огне.

— Если ты боишься боли,

Чашу дивную разлей, —

Не боишься? так по воле

Пей её или не пей.

— Будут боли, вопли, корчи,

Но не бойся, не умрешь,

Не оставит даже порчи

Изнурительная дрожь.

— Встанешь с пола худ и зелен

Под конец другого дня.

В путь пойдешь, который велен

Духом скрытого огня.

— Кое-что умрет, конечно,

У тебя внутри, — так что ж?

Что имеешь, ты навечно

Все равно не сбережёшь.

Но зато смертельным ядом

Весь пропитан, будешь ты

Поражать змеиным взглядом

Неразумные цветы.

— Будешь мертвыми устами

Ты метать потоки стрел,

И широкими путями

Умертвлять ничтожность дел. —

Так, смеясь над чашей яда,

Злая ведьма шепчет мне,

Что бессмертная отрада

Есть в отравленном огне.

«В тихий вечер, на распутьи двух дорог…»

В тихий вечер, на распутьи двух дорог

Я колдунью молодую подстерёг,

И во имя всех проклятых вражьих сил

У колдуньи талисмана я просил.

Предо мной она стояла, чуть жива,

И шептала чародейные слова,

И искала талисмана в тихой мгле,

И нашла багряный камень на земле,

И сказала: «Этот камень ты возьмёшь, —

С ним не бойся, — не захочешь, не умрёшь.

Этот камень все на шее ты носи,

И другого талисмана не проси.

Не для счастья, иль удачи, иль венца, —

Только жить, все жить ты будешь без конца.

Станет скучно, — ты веревку оборвёшь,

Бросишь камень, станешь волен, и умрёшь».

«Я подарю тебе рубин…»

Я подарю тебе рубин, —

В нем кровь горит в моем огне.

Когда останешься один,

Рубин напомнит обо мне.

В нем кристаллический огонь

И металлическая кровь, —

Он тихо ляжет на ладонь

И обо мне напомнит вновь.

Весь окровавленный кристалл

Горит неведомым огнем.

Я сам его зачаровал

Безмолвным, неподвижным сном.

Не говорит он о любви,

И не любовь в его огне, —

В его пылающей крови

Ты вспомнишь, вспомнишь обо Мне.

«Зелёный изумруд в твоём бездонном взоре…»

Зелёный изумруд в твоём бездонном взоре,

Что зеленело на просторе,

Замкнулось в тесный круг.

Мерцает взор зелёный, изумрудный, —

Мне кажется, что феей чудной

Прокинешься ты вдруг.

Уже не дева ты, — Зелёная царица,

И смех твой — звон ручья,

И взор зелёный твой — лукавая зарница,

Но ты — опять моя.

И как бы ты в траве ни затаилась,

И чем бы ты ни притворилась,

Сверкая и звеня, —

Везде найду тебя, везде тебя открою,

Зеленоглазая! ты все со мною,

Ты вечно для меня.

«Иду в лесу. Медлительно и странно…»

Иду в лесу. Медлительно и странно

Вокруг меня колеблется листва.

Моя мечта, бесцельна и туманна,

Едва слагается в слова.

И знаю я, что ей слова ненужны, —

Она дыхания нежней,

Ее вещания жемчужны,

Улыбки розовы у ней.

Она — краса лесная,

И все поет в лесу,

Хвалою радостной венчая

Ее красу.

«Зачем возрастаю?..»

— Зачем возрастаю? —

Снегурка спросила меня:

— Я знаю, что скоро растаю,

Лишь только увижу веселую стаю,

Растаю, по камням звеня.

И ты позабудешь меня. —

Снегурка, узнаешь ты скоро,

Что таять легко;

Растаешь, узнаешь, умрешь без укора,

Уснешь глубоко

«В чародейном, тёмном круге…»

В чародейном, тёмном круге,

все простив что было днём,

Дал Я знак Моей подруге

тихо вспыхнувшим огнём.