Плачущий ангел Шагала - [19]

Филипп хныкал в промокших штанишках. На кухне скапливалась немытая посуда. Нино приходила к Татьяне каждый день, и только это позволило спасти квартиру от пожара. Примостившись на стуле, Таня безучастно наблюдала, как плавится на плите кастрюля со сгоревшей кашей…

Иван полюбил Татьяну такой – с пустыми глазами, погруженную в свое горе.

– Кто это? – нервно спросила Нино, увидев Филиппа на руках незнакомого мужчины.

Таня равнодушно пожала плечами:

– Не знаю. В магазине встретила, сумки помог донести.

В этот момент мужчина посмотрел на Нино, и…

Потрясающие глаза. Они заставляют сердце биться сильнее, перепутывают мысли, и дышать тоже получается плохо.

Он что-то объяснял, наверное. Оглушенная, Нино смущенно попрощалась. Все стало понятно: подруга не одна, рядом с ней настоящий, чуткий, внимательный друг. Не важно, кто он, все равно, что знакомы всего-ничего. Мужчина с таким лицом не сделает ничего дурного.

Татьяна оттаивала долго. Но любовь Ивана помогла ей если не забыть о боли, то научиться с ней жить. Проявлять интерес, улыбаться, работать, растить сына. Жить…

Татьяна оттаяла, а Нино… В тот же вечер она сообщила родителям, что разрывает помолвку с Томазом. Жених, из хорошей семьи «московских грузин», был придирчиво выбран отцом. Вахтанг договорился о свадьбе с родителями Томаза, через полгода все должно было свершиться. Нино приняла решение отца покорно. К Томазу оказалось просто относиться с приличествующим невесте уважением. Красивый молодой дипломат, он приносил охапки роз, возил ужинать в лучшие рестораны. Он был бы хорошим мужем и отцом, в этом у Нино не возникало ни малейших сомнений. Но после встречи с Иваном она поняла: свадьбы не будет. Не стерпится, не слюбится, никогда.

И Вахтанг, поначалу взвившийся на дыбы, как пришпоренный скакун, посмотрев в глаза дочери, сказал:

– Будь по-твоему. Я вижу, ты все решила и пойдешь до конца. Кто он? Не русский, надеюсь?

Нино промолчала. Как признаться, что мечтаешь о мужчине лучшей подруги. Позор, неуважение. Не надо родным ничего знать об этом.

Какое-то время в семье напряженно ждали, что Нино приведет в дом нового жениха. Но Иван приходил в другой дом.

Как проходила свадьба Татьяны и Ивана, запомнилось смутно. Загс, начало застолья в ресторане – это память Нино еще зафиксировала. Красивая счастливая пара. Радоваться за них надо бы. И Нино отчаянно пыталась радоваться. Пыталась – и опустошала бокалы вина, чтобы хоть как-то усмирить, усыпить свое отчаяние.

Интуитивно Таня чувствовала, что муж нравится Нино. Но никаких попыток отдалиться от подруги не предпринимала. Ваня ее на руках носил, какие тут другие женщины.

И Татьяна действительно была для Ивана единственной, самой лучшей, безумно любимой.

Когда подруга погибла в аварии, Нино казалось, что она снова попала в тот же самый кошмарный сон. Заброшенный Филипп, безутешный Иван. Он безучастно принимал ее заботу, и хотя сердце изнывало от любви, Нино ни словом, ни жестом не показывала своих чувств. В такой ситуации это выглядело бы кощунственно.

Она просто его любила. И ждала. Всегда.

Иван лечил свою боль работой, но позволял Нино быть рядом, готовить еду, убирать квартиру. Ей уже начинало казаться, что все-таки самое заветное сокровенное желание может реализоваться.

– Вот деньги, купи мне костюм, пожалуйста, – говорил Ваня.

Или:

– Нинок, приготовь на ужин лобио.

И она спешила, торопилась из роддома в магазин, на рынок. Для Ванечки, для милого, только бы он остался доволен.

А потом развалился Советский Союз, но Иван как-то очень быстро из искусствоведа стал преуспевающим предпринимателем. У него было уникальное чутье на старину и, как выяснилось, деловая хватка.

Как же Нино им гордилась! Людям зарплату по полгода не платят, а у Ивана дом – полная чаша.

Потом как-то все совпало – его первые шальные деньги, сорокапятилетие. После юбилея любимого как подменили.

– Понимаешь, – сказал он, расправившись с ужином, – я вдруг понял, что живу неправильно. Время идет. Танечку не вернешь.

Нино замерла. «Сейчас, сейчас, сейчас…» – стучало в висках.

– У меня появилась женщина, Нино, – сказал Ваня, – ты мой друг и, я надеюсь, поймешь. Будет не совсем удобно, если ты вдруг придешь, и… В общем, не могла бы ты мне отдать ключи от квартиры?

Потом, вспоминая все это, она поражалась собственной выдержке. Не зарыдала. Не упала перед ним на колени. Не целовала его ноги, не молилась на чуть постаревшее, но такое родное и любимое красивое лицо.

– Да, конечно, – пробормотала она. – Я помою посуду?

Задержаться рядом хотя бы на секундочку. Ради этого можно перемыть все, что угодно. Полы, посуду, унитаз и ванну. Все. Только бы еще секундочку.

– Отдыхай, Нино. Я сам.

Она пошла отдыхать. Выметаться вон. Уматывать. Как же больно, невыносимо, вот так бывает, оказывается…

…– И что, вы никогда больше его не видели? – спросила Лика, нервно постукивая пальцами по столу.

– Видела, мы общались еще какое-то время. Но потом он как с цепи сорвался. Менял женщин как перчатки, словно стремился добрать все то, от чего отказывался после смерти Тани. И я вдруг поняла, что того человека, которого я любила, больше нет. Это кто-то другой с его лицом, жуткий бабник, щеголь. Я не приходила в его дом, но общалась с Филиппом. Мальчик с гордостью рассказывал, что отец приводит в квартиру проституток. Я не понимаю, что происходит. Вы понимаете?