Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях - [20]
Монастыри, кроме заштатных{115}, получали стабильные, хотя и небольшие субсидии от государства. К примеру, Донскому монастырю, в котором на 1910 год числилось 37 монахов и 11 послушников, выделяли 2212 рублей, т. е. около 50 рублей в год на брата; Данилову даже меньше: при списочном составе 22 человека – 711 рублей, т. е. около 32 на брата{116}. Для сравнения: заработная плата рабочего в те же годы составляла, в зависимости от производства, от 200 до 400 рублей в год, а цены на основные продукты питания: хлеб ржаной – 7 копеек за килограмм, пшеничный – 17 копеек; сахар – 34 копейки, сливочное масло – 52 копейки, растительное – 5 копеек, 1 литр молока – 10 копеек, десяток яиц – 30 копеек{117}.
Но, конечно, городской монастырь увеличивал доходы за счет прихожан, а сельский – земельными и лесными угодьями, часто сдаваемыми в аренду. Труд монашеский никогда не окупался, разве что не оплачивался, и даже самые гениальные в своем роде настоятели вынуждены были пещись о пожертвованиях.
Те же летописи свидетельствуют о купце имярек, перечислившем на монастырь 5000 рублей, или о вдове, передавшей на помин кроме нескольких тысяч еще и золото для украшения иконостаса; число богатых, имеющих особое усердие к храму, не уменьшалось: стоило открыться новому монастырю, немедленно создавался попечительский совет во главе с известным уважаемым лицом, какой-нибудь кавалерственной дамой, и брал на себя финансовые заботы.
Не брезговали, конечно, никаким жертвователем, праведность нажитого не проверяли и послушно следовали воле благодетеля, например, пользовались процентами с капитала и ценных бумаг, что не одобряется канонами как разновидность ростовщичества. Самым обеспеченным слыл подмосковный Перервинский монастырь, в ведении которого находилась Иверская часовня на Красной площади; иконе поклонялись все москвичи и гости столицы, ее возили по домам, и доходы, т. е. массовые добровольные пожертвования, исчислялись миллионами. Крестными ходами с чтимыми образами зарабатывали и другие обители.
Так было до революции; затем темная бездна поглотила и монастыри, и народную веру, и богатых людей. Осталось государство с жесткой системой распределения, за счет почти поголовно нищего населения содержавшее то и только то, что было ему необходимо для жизни и угодно идеологически: промышленность, сельское хозяйство, культуру.
Громадные предприятия рухнули, когда хлынули к нам дешевые{118} товары с Запада или из Китая; сегодня процветает одна торговля. Но что может произвести и продать монастырь, учитывая насыщенность рынка? Молочные продукты? Да, во время о́но монастыри отказывались даже от огородов, овощи покупали, а все силы бросали на пашню ради хлеба и на сенокос ради умножающегося из года в год стада, держали до ста голов и торговали молоком и мясом, не брезгуя и откормом свиней{119}. Но сегодня молоко ценится дешевле бензина, поэтому, по справке Минсельхоза на 2005 г., чистая прибыль от одной коровы выражается в смешной цифре 107 рублей.
Ну, сочиняют какие-нибудь уникальные сувениры: вышивка, рисунки, куклы, облачение – всё имеет ничтожный спрос среди своих же, православных; любая идея немедленно перехватывается{120} и лишается оригинальности, т. е. конкурентоспособности; об эффективности и речи нет, hand made. Доход не покрывает затрат, даже если изъять из себестоимости потраченное время и муки творчества, разве что труд монашеский, как уже говорилось, всегда бесплатный.
Поэтому проще и выгоднее ничтоже сумняся зарабатывать, как все, торговлей, перепродажей: популярные выставки «Рождественский дар» и «Вербная неделя» наглядно иллюстрируют: монастыри, предлагающие что-то своё, можно перечесть по пальцам одной руки, а на остальных прилавках одни и те же книги, софринские иконы и немудрящая утварь того же происхождения.
Иные, приспосабливаясь к моменту, сговариваются с паломническими фирмами, принимают по несколько автобусов в день и продают, продают, продают: книги по удвоенной в сравнении с издательской цене, фотографии с видами обители, камушки и травку с дорожки, по которой якобы гулял преподобный триста лет назад, святое масличко от иконы, святую водичку с молебна, четочки, мешочки для ладана, билеты на посещение старца, если имеется подходящий хотя бы по возрасту, принимают записки на поминовение, берут плату за вход в монастырь, за экскурсию, за купание в источнике; ну, цены, само собой… туристы возмущаются.
Пышно декорированные уже не лавки в храме, а солидные отдельно стоящие магазины удовлетворяют – или формируют? – массовый спрос: иконочки от рака, от запоя, от автомобильной аварии, для успеха в торговле, молитвы на все случаи жизни, земелька от болезней, роскошные расписные яйца, фолианты с золотым обрезом и миниатюрные резные храмы на подарок благодетелям. В Америке, слышно, какой-то монастырь торгует картриджами для принтеров, но за некультовую продукцию поди налоги надо платить? Одна паломница кипела, невольно подслушав разговор в монастырском магазине: «О чем, по-твоему, я как настоятель думаю в первую очередь? О доходе!»… Кто вынужден к материальным заботам, поймет и не осудит.
