Плач - [207]

– Когда лорд Парр советовался со мной сразу после пропажи рукописи, королева была страшно расстроена и испугана после… после последних событий. – Я знал, что своими последующими словами могу подписать себе смертный приговор. – Это я попросил ее позволить мне попытаться тайно разыскать книгу, используя историю про украденный драгоценный камень.

– Завтра я буду допрашивать лорда Парра, – тихо сказал Пэджет.

Услышав это, я испытал облегчение. Я знал, что дядя королевы при всех своих недостатках тоже сделает все, чтобы отвести ответственность от племянницы на себя. А чтобы наши истории совпадали, я сказал:

– Лорд Парр согласился, что мы должны попытаться тайно разыскать книгу.

– Кто еще знал об этом? – резко спросил король.

– Только архиепископ Кранмер. После того как королева написала эту книгу, она поняла, что ее могут счесть слишком радикальной. Она поинтересовалась его мнением, и он сказал, что публиковать ее нельзя. Но ее не успели уничтожить, потому что она пропала. Ее украл тот стражник, – осмелился сказать я. – Так что королева не обманывала вас, Ваше Величество, – она намеревалась сразу уничтожить книгу, чтобы не прогневать вас.

Правитель молчал, наморщив лоб. Потом пошевелил ногами и поморщился от боли, а когда он снова посмотрел на меня, выражение его глаз изменилось.

– Королева боялась? – тихо спросил он.

– Да, Ваше Величество. Когда обнаружилась пропажа, она был изумлена, растеряна…

– Так и должно было быть. После всех этих месяцев, когда Гардинер и его приспешники пытались настроить меня против нее. – В голосе Генриха нарастал гнев, но – в данный момент – объектом его ярости был уже не я. – Гардинер говорил мне, что она еретичка, отрицающая мессу, – они хотели снова разорвать мне сердце! – Он откинулся в своем кресле. – Но я знал их методы, я знал, что моя Кейт искренна в своей вере – единственная после Джейн. Поэтому я сказал им, что не предприму ничего без надежных доказательств. А они не привели ни одного, ни одного! – Его лицо покраснело и вспотело. – Эти негодяи пытались настроить меня против Кейт и вернуть обратно к Риму! Теперь я вижу их насквозь, они заплатят…

Эта речь закончилась приступом болезненного кашля, отчего лицо короля потемнело и приобрело коричневый оттенок. «Стенание», которое он держал на коленях, начало соскальзывать на пол. Я инстинктивно наклонился, но Пэджет, бросив на меня сердитый взгляд, вернул рукопись в руки правителя, а потом взял его кубок, торопливо наполнил и протянул обратно Генриху. Король жадно выпил и, тяжело дыша, откинулся на спинку. Уильям пробормотал:

– Ваше Величество, может быть, не стоит слишком много говорить перед этим человеком…

– Нет, – ответил король, – это он должен знать. – И посмотрел на меня. – Когда рукопись принесли мне, я испугался того, что там могло быть написано. Но я прочел ее. – Тут, совершенно неожиданно, его губы сложились в чопорную улыбку. – Ее мнения немного легкомысленны, но, – Его Величество пренебрежительно махнул рукой, – королева всего лишь женщина, и она эмоциональна. Здесь ничего не говорится против мессы. Книга не еретическая. – Он говорил высокопарно, безапелляционно, как и подобает человеку, уполномоченному самим Богом решать такие вопросы, каковым Генрих искренне себя считал. – Страх Кейт чрезмерен, – заключил он.

Я подумал, как быстро у него сменяются эмоции и как он совсем не скрывает их. По крайней мере, когда предпочитает не скрывать. Но последние месяцы также показали, как Его Величество может быть холодно скрытен. И все же его последние слова вызвали у меня надежду.

– Может быть, пришла пора сказать ей, что рукопись у вас? – нерешительно спросил Пэджет.

– Нет, – ответил король, и в его голос вернулась резкость. – В эти дни чем больше я держу в своих руках, тем лучше.

Я осознал, что он держал книгу у себя, пока миссия Бертано не провалилась, оставляя себе возможность решить вопрос не в пользу реформаторской партии. Тогда протестантская королева стала бы помехой, и «Стенание грешницы» осталось бы оружием. Да, Генрих любил королеву, но в конечном итоге, как и все в его королевстве, она была лишь пешкой на шахматной доске. Он убил бы ее, если б решил, что так надо, пусть даже ему бы и не хотелось этого. И, конечно, виноват в этом оказался бы кто-то другой.

Король снова испытующе посмотрел на меня.

– Значит, это ты склонил королеву сохранить пропажу в тайне? – Теперь в его голосе прозвучало сомнение.

Я вспомнил, как лорд Парр рассказывал мне о внушаемости Генриха, о том, как он верит в то, во что ему хочется верить, и о том, что неверность ему он считает величайшим из грехов. Теперь, я не сомневался, ему хотелось верить, что пропажу «Стенания» скрывали от него не по инициативе королевы. Он бы предпочел обвинить в этом меня, человека, которого презирал и который в политическом отношении совершенно ничего для него не значил. Пожалуй, он уже выбрал меня в козлы отпущения и, наверное, поэтому сказал мне так много. Но после того, что случилось этой ночью, мне было уже все равно. И поэтому, хотя я и знал, что это может означать для меня смерть, я ответил: