Плач - [206]

Я с глупым видом уставился на книгу. Все усилия, все месяцы тревоги и страха, то, что случилось с Бараком сегодня вечером… И все это время король держал «Стенание» у себя. Я должен был прийти в ярость, но в присутствии Генриха не было места никаким эмоциям, кроме страха. Он ткнул в меня пальцем, и его голос захрипел гневом:

– В прошлом году, Шардлейк, когда королева и я были в Портсмуте, я увидел тебя перед толпой, когда въезжал в город.

Я в изумлении поднял на него глаза.

– Да, и я тебя запомнил, как запоминаю всех, на кого имею причину смотреть с недовольством. Тебе уже однажды не удалось найти украденную рукопись. В Йорке, пять лет назад.

Я судорожно глотнул. Тогда король публично оскорбил меня. Однако он мог сделать кое-что и похуже, если б знал, что я таки разыскал тот тайник с документами, но – поскольку найденное внутри было столь взрывоопасно – уничтожил их. Я посмотрел на Его Величество в иррациональном страхе, что эти пронзительные глаза могут прочесть все мои мысли, увидеть то, что я сделал в Йорке, и даже мои недавние предательские мысли о вере анабаптистов.

Гнев в голосе правителя усилился:

– Божья кровь! Отвечай своему королю, негодяй!

– Я… Я очень сожалел, что огорчил вас, Ваше Величество. – Это прозвучало трусливо и жалко.

– Еще бы не сожалеть! И когда я увидел тебя в прошлом году в Портсмуте, где тебе нечего было делать, я велел Пэджету разобраться и узнал, что ты заходил к моей жене в Портчестерский замок. И что выполнял для нее юридические дела. Я позволял это, мастер Шардлейк, так как знаю, что когда-то, до нашей женитьбы, ты спас ей жизнь. – Генрих медленно наклонил голову. – Да, Кранмер потом рассказал мне об этом. – Его голос быстро смягчился, и я понял, что король и в самом деле любит Екатерину Парр. И тем не менее все эти месяцы он пользовался ею как инструментом в своих политических махинациях, заставлял ее испытывать страх за свою жизнь.

Затем голос Его Величества снова ожесточился:

– Я не люблю, когда к моей жене приходят посетители без моего разрешения, поэтому, вернувшись из Портсмута, сделал так, чтобы за ней наблюдали. – Он сипло рассмеялся. – Не то чтобы я подозревал мою Кейт в том, что она изменяет мне с безобразной горбатой тварью вроде тебя, но в последние дни я слежу за всеми, кто проявляет слишком большой интерес к тем, кого я люблю. Меня уже предавали женщины, – с горечью добавил Генрих. – Моя жена не знает, что я слежу за некоторыми ее друзьями. Пэджет умеет подбирать осторожных людей для наблюдения и слежки. А, сэр Уильям?

Король полуобернулся и хлопнул государственного секретаря по плечу, отчего тот пошатнулся. Пэджет зажмурился, но не дрогнул. От этого движения все необъятное тело правителя, на котором под кафтаном не было корсета, заколыхалось, как студень.

Я с трудом сглотнул:

– Ваше Величество, я с большим почтением отношусь к королеве, но только как ее слуга и как человек, восхищающийся ее добротой, ее познаниями…

– В религии? – вдруг резко спросил король.

Я глубоко вздохнул:

– Мы с Ее Величеством не обсуждали этого подробно, – сказал я, но мне тут же вспомнились наши беседы в галерее. Я солгал, просто и явно, поскольку сказать правду столь грозному правителю означало подвергнуть опасности королеву. Мое сердце заколотилось в груди, и мне было трудно сдержать дрожь в голосе, когда я продолжил: – И при наших с ней разговорах в Лондоне и Портсмуте всегда кто-то присутствовал – Мэри Оделл или еще кто-нибудь… – Я почти заикался, слова, которые я произносил, спотыкались одно о другое.

Король взглянул на Пэджета, который презрительно смотрел на меня.

– Шпионы Стайса, адвокат Билкнап, а потом стюард Броккет не доносили ни о каких ваших связях с королевой или ее двором в течение года. Но потом, в прошлом месяце, ни с того ни с сего вы приняли присягу в ее Научном совете. С поручением, как говорили, найти пропавший драгоценный камень. Но стюард Броккет подслушал, как вы говорили с человеком лорда Парра Сесилом, и узнал, что на самом деле вы разыскивали «Стенание грешницы». Розыски привели вас к союзу с Ричардом Ричем в его охоте за бредовыми записями Анны Эскью.

Я вспомнил, как Сесил пришел ко мне после убийства Элиаса. Тогда в нашем разговоре действительно упоминалось «Стенание». Этот негодяй Броккет, должно быть, подслушивал за дверью. Если они все это знали, подумал я, нет смысла продолжать лгать про пропавший перстень. В ужасе я осознал всю глубину беды, в которую попал, и мое избитое лицо дернулось.

Король заговорил снова, теперь странно спокойным тоном:

– Анна Эскью. Я не хотел, чтобы ее пытали. Я лишь дал Ризли разрешение использовать сильные средства. – Он чуть колыхнулся в своем кресле, но потом строго добавил: – Это его вина и Рича. Пусть пострадают, если ее записи опубликуют. – Тут Генрих снова взглянул на меня и проговорил с язвительной холодностью: – Королева должна была сказать мне о существовании рукописи и о том, что ее украли, а не устраивать розыски под прикрытием лжи о пропавшем драгоценном камне. Что скажешь на это, адвокат?

Я судорожно сглотнул и решил, что все мною сказанное должно быть взвешено, чтобы защитить Ее Величество, отклонить все возможные обвинения ее в неверности. Иначе все поистине было напрасно. Я набрал в грудь воздуха.