Плач по любимому негодяю - [28]

— Дал и тут же забрал! — в отчаянии крикнул Кемп. — Эта роль досталась Паркеру!

— Ненадолго, — усмехнулся я. — В ту же ночь счастливчик Паркер получил удар ножом в живот и скончался, так и не успев стать знаменитым.

Носовой платок Кемпа был мокр, хоть отжимай.

— Лейтенант, в вашем пересказе все звучит устрашающе правдоподобно, — задыхаясь, сказал он. — Но, клянусь вам, я никого не убивал!

— Значит, кто-то ловко направил подозрения на вашу персону, — безразличным тоном ответил я. — Кто-то возненавидел вас так, что убил сначала одного, потом второго актера, и все ради того, чтобы бросить тень на Джейсона Кемпа. Интересно, кто бы это мог быть? Вы не подскажете?

— Я тоже думал на эту тему! — воскликнул Кемп. — Такая мысль зародилась еще с того момента, когда вы, лейтенант, допрашивали меня после смерти Беннинга. Но я не могу найти ни малейшей зацепки для подозрений. Я не знаю, кто бы мог так меня подставить!

Кемп в ярости стал тереть шею абсолютно мокрым носовым платком.

— Скажите, Джейсон, когда Блисс намеревался заменить Беннинга вами, он обговаривал условия контракта?

— Разумеется. У нас, в актерской среде, никто никому не верит на слово, — Кемп отвлекся и даже попытался улыбнуться. — Я человек бывалый и знаю, что почем.

— Какие условия предложил вам Блисс?

— Я должен был сниматься на тех же условиях, что и Беннинг, — тысяча баксов в неделю. Блисс хотел, чтобы я подписал с ним контракт на пять лет, но для себя он оставил лазейку: исключительное право через первые двенадцать месяцев.

— Что это значит? Кого или что он должен или мог исключать?

Кемп криво усмехнулся: перемена темы явно пошла ему на пользу, и глаза перестали вращаться, как у ненормального.

— Блисс тоже человек бывалый, он все предусмотрел. Если через двенадцать месяцев я уже больше не буду нужен, он разорвет контракт. А вот у меня такого права нет. Хотя что обсуждать! Контракт так и не состоялся!

— Скажите честно: вы бы подписали его? — я глянул Кемпу в глаза.

— Подписал, — Кемп выдержал мой взгляд. — Это был хороший контракт. Гарантированные пятьдесят тысяч в год! А ведь последние три года я жил на подачки. Конечно, я подписал бы все бумаги.

— Знали вы о том, что Беннинг шантажировал Блисса к требовал пересмотра своего контракта? — забросил я удочку.

— Да, такой слушок прошел... Я не очень верил, мало чего говорят. Может, Беннинг что-нибудь и сболтнул сгоряча или сглупил... Достоверно мне ничего не известно.

— Кто финансирует сериал? Кому идут доходы?

— Вы хотите произвести раскопки на самой темной стороне луны, — хохотнул Кемп. — Что конкретно вас интересует?

— Что имеет Блисс?

— От умных ребят я слышал, что около пятнадцати процентов. Ну, может быть, двадцать.

— А остальные восемьдесят уходят тем, кто дает деньги на съемки, так?

— Наверное, — Кемп отшвырнул мокрый платок и снова сел на кровать.

— Сколько получает Эйворсен?

— Тут я могу только гадать. Я знаю, Эйворсен ловок и хитер, ему наверняка принадлежит львиная доля, а может, и весь сериал, — Кемп пожал плечами.

Я понял, что больше ничего не выжму из него, и встал.

— Спасибо за беседу, отдыхайте, Кемп. И еще раз подумайте, кому понадобилось сделать вас козлом отпущения.

— Я буду думать, — пообещал Кемп. — Это единственное, что меня по-настоящему интересует сейчас.

— Мужчине полезно напрягать мозги, — сказал я и открыл дверь. — Тот, кто сказал, что глупо быть мудрым, говорил о женщине.

— Глупо быть мудрым там, где невежество счастливо, — Кемп переиначил мои слова. Неожиданно для меня он выглядел спокойным и решительным, словно принял какое-то решение.

Я вышел из вагончика и взглянул на часы. Луна уже подумывала о ночлеге, но солнце не торопилось покинуть свою постель. Половина четвертого. Хотелось бы знать, чем работа в полиции отличается от работы на рудниках? Не позвонить ли мне своему дорогому дяде в Джорджию? Он охраняет каторжников. Может, есть парочка свободных кандалов и место в бараке?

Темные силуэты вагончиков хорошо вырисовывались на фоне сине-серого неба. Между вагончиками тянулась дорожка, обсаженная невысокими деревцами. Конец ее пропадал во мраке. Не эта ли дорога ведет в ад? Вы можете долго-долго шагать по ней, не чувствуя конца пути, и тогда мысль об аде покажется вам не такой уж и страшной...

Мной овладела меланхолия. Ноги сами вели к «остин-хелею», который был здесь единственной моей вещью и как бы частицей меня самого, моим приютом и успокоением...

До автомобиля оставалось вагончика три, не более, я воспрял духом и представил, как сейчас поеду домой, пропущу стаканчик виски с содовой, отосплюсь...

Кто-то резко схватил меня за руку, дернул и зашептал прямо в ухо жарким шепотом:

— Лейтенант! Где вы ходите? Быстрее сюда!

И меня буквально втащили в вагончик.

Не знаю, почему я не стал сопротивляться. То ли устал до одури, то ли опустошающее равнодушие овладело мной до такой степени, что было все равно: куда идти, что делать.

Тот, кто втащил меня в вагончик, запер дверь. Я сидел в полной темноте и думал, что это убийца Паркера решил продолжить свои упражнения и попрактиковаться теперь на лейтенанте Уиллере.

Внезапно зажегся свет. Глаза мои не сразу рассмотрели, кто еще находится в вагончике.