Плач Минотавра - [47]

— Напрасно ты стремишься увидеть то, чего не сможешь понять, Минос. Гулял бы ты лучше по своему саду, не то темная сторона Кносса разобьет твое сердце и навсегда запечатает тебе рот.

Минос с отвращением поглядел на сына, который, произнеся пророчество, вновь превратился в жизнерадостного балбеса.

— Ты все еще не научился себя вести, — возмутился он, — хотя уже и достиг возраста, в котором царевич должен готовить себя к управлению страной, Главк. Сколько раз мне говорить тебе, чтобы ты не вел себя как ребенок и не прерывал своего отца, болтая все, что взбредет тебе в голову.

Царь-дровосек

Для своей вылазки в город царь выбрал ближайшее полнолуние. Когда за несколько минут до выхода он сообщил мне об этом, меня обуял ужас.

— Надень-ка вот это, — сказал он, сунув мне в руки одежду из мешковины и плащ с капюшоном, какие обычно носят лесорубы. — Никто не должен заподозрить, кто мы на самом деле.

Напрасно я пытался отговорить его, упирая на то, что, если мы пойдем в город в полнолуние, нас точно узнают.

— Я не хочу, чтобы меня разоблачили, но я же не кошка, чтобы видеть в темноте.

Дворец мы покинули подобно ворам, укутавшись в плащи и накинув капюшоны.

— Ты знаешь, как вернуться? — спрашивал меня Минос перед каждым перекрестком. — Знаешь, как дойти отсюда до дворца?

— Пожалуй, да, мой господин. Но я не до конца в этом уверен. Лучше бы нам возвратиться, пока не поздно.

Я шел в никуда, всеми силами стараясь избегать башни. То и дело на нашем пути попадался загулявший горожанин, который либо шел в Магог, либо возвращался оттуда. Вскоре мы наткнулись на большую группу молчаливых мужчин и женщин. Они внезапно оказались перед нами, вынырнув из соседнего переулка. Минос потихоньку пристроился к ним. Мне оставалось только последовать за царем. Как водится, компания словно и не заметила нашего присутствия и продолжила свой путь, ничего не спросив. Я молил Богиню, чтобы эти люди не шли в Магог, но, повернув за угол, группа направилась прямиком к башне.

Войдя в Магог, мы оставили наших проводников, так и не перебросившись с ними ни единым словом. Я видел знакомые лица и, надвинув капюшон, молился, чтобы никто не узнал меня. Неподалеку, стоя под сенью виноградной лозы, о чем-то болтали несколько старух. Одна из них показалась мне знакомой, и, ведомый любопытством, я, позабыв об осторожности, уставился на нее. Она подняла глаза, и наши взгляды встретились. Эта была та самая старуха, что когда-то передала мне послание от Иеноклеи. Я схватил Миноса за пояс, ускорил шаг и свернул в первый же переулок. Удивленный царь последовал было за мной, но затем резко остановился.

— Можно узнать, куда это ты так торопишься?

Я уже собирался наспех состряпать какую-нибудь ложь, как вдруг увидел, что Минос как-то сжался и спрятал лицо. На мое плечо легла чья-то рука. Я знал, чья именно.

— Ты Полиид, мальчик, воспитанный дельфийскими пифиями, — сказала старуха. — Я должна повторить то, что сказала тебе несколько лет назад. Я вернулась на Крит, чтобы исправить ошибку…

— Оставь меня, безумная старуха, — прошипел я и толкнул ее так, что она упала на землю. Затем я поспешно скрылся. Минос, изо всех сил стараясь сохранить свое царское достоинство, быстрым шагом последовал за мной.

— Если так пойдет и дальше, — гневно сказал он, когда мы отошли на приличное расстояние, — весь город будет знать, что мы здесь. Слушай меня внимательно: если нас раскроют, я скормлю твою голову дворцовым свиньям.

Словно решив, что эта угроза послужит ему защитой, царь пядь за пядью решительно принялся обследовать дотоле неизвестную часть своих владений, словно хотел обойти все закоулки, все сады, все дворы Магога, знать в лицо всех, кто населяет этот таинственный город.

Устав бродить, мы присели отдохнуть в тени одного из садов подальше от факелов. Я знал, что до того момента, когда Пасифая принесет в жертву ягненка и начнется оргия, оставалось совсем немного.

— Мы уже достаточно увидели, господин, — сказал я, всеми силами изображая чрезмерную усталость. — Это место безобидно.

Минос жестом приказал мне умолкнуть. Неподалеку от нас мирно беседовали два пастуха.

— Наш царь Минос — жирный, безмозглый болван, — говорил первый. — Я сам участвовал в ритуальных оргиях с царицей и отлично знаю, что дети Пасифаи настолько же его, насколько и мои. Я могу сказать ему это в лицо, если потребуется.

— Еще бы, — отвечал ему второй. — Я уверен, что, если бы ты сказал это ему, он бы лишь стыдливо потупил взгляд, подобно лисе, пойманной в курятнике.

Сидевшего рядом со мной Миноса буквально передернуло от гнева, и он действительно спрятал голову, но не от стыда, а лишь опасаясь быть узнанным. Ослепленный яростью, царь даже не понял, что пастухи отлично знали, кто сидит рядом с ними, и издевались над ним, пользуясь тем, что он боялся раскрыть себя.

— Пошли отсюда, — яростно прошипел мне Минос.

Мы вышли на центральную площадь как раз в тот момент, когда Пасифая потрясала перед толпой головой жертвенного ягненка. Завидев ее, Минос остановился.

— Старая ведьма, — только и процедил он сквозь зубы.

И застыл в растерянности, не обращая внимания на мой жалобный взгляд, молящий о том, чтобы поскорее убраться отсюда. Я отказался от освященного вина, царь же принял кубок и осушил его одним махом, по-ахейски.