Питон - [4]

— Что вы имеете в виду? — спросил Вайль.

— Прежде всего, я хотел бы получить сведения за весь период эксперимента. Ваш Питон, если я не ошибаюсь, трудится уже второй месяц.

— Ничего себе труд — пожирать человеческие мысли, — не удержался Джулиано.

— Совершенно верно. Здесь итоговые данные.

Тюльпанов протянул председателю листок. Тот пробежал его глазами.

— Ага. Вот то, что нас интересует. Принято на обследование четыре с лишним тысячи научных работ. Благополучно миновали пятипроцентный порог 62. Остальные забракованы.

Послышались возгласы удивления.

— Платон Николаевич, Максим Максимович, — продолжал бесстрастно Нолли, — вам не кажется, что это, ну, скажем, слишком?

— Кажется, — признался Вайль, потирая нос.

— Нисколько! — заявил Тюльпанов, бросив на своего соавтора уничтожающий взгляд. — Урок для плагиаторов, только и всего.

— Вы губите культуру! — завопил Джулиано, вскакивая с кресла.

— Я ее спасаю! — Тюльпанов тоже поднялся, как бы принимая вызов.

— Надеюсь, до кулачного боя у нас не дойдет, — заметил хладнокровно Нолли. Он сделал паузу, чтобы дать время враждующим сторонам остынуть. — И все-таки трудно поверить, что всего лишь полтора процента научные работ заслуживают права на публикацию. Согласитесь, Платон Николаевич, тут что-то не так.

— Признаюсь, я и сам не ожидал подобного результата. Ошеломительно. Списывают почем зря.

— Что значит списывают! — опять занервничал Джулиано. — Историки древности, например, по крупицам собирая новые сведения, опираются в основном на Геродота, Тацита, Плутарха и прочих античных авторов. Это что, по-вашему, плагиат? Нонсенс. Не можете же вы запретить исследователю пользоваться первоисточниками.

— Вы, мой друг, — с лицемерной учтивостью возразил Тюльпанов, — не усвоили принципа действия Питона. Машина запрограммирована на обнаружение новой информации, и, если таковой нет в помине, она добросовестно нас предостерегает. Это, если хотите, своего рода ОТК. На любом промышленном предприятии есть сейчас автоматический контроль качества продукции. Не вижу, почему наука должна быть исключением.

— Вы сами ответили на этот вопрос. Потому, что научное творчество не имеет ничего общего с поточным производством, — вмешался молчавший до той поры географ Легран.

— По мне, брак везде брак. Позвольте напомнить вам данные статистики. Количество ежегодных научных публикаций в конце XX столетия удваивалось за 8-10 лет, спустя полвека — всего лишь за три года, а в наше время оно утраивается в каждом полугодии. Эта лавина погребает под собой, вытесняет из оборота весь накопленный в прошлом запас знаний. Она закупоривает поры науки. Исследователи вынуждены тратить уйму сил ради хотя бы беглого знакомства с трудами своих коллег, у них не остается времени для собственных наблюдений и размышлений. Хуже того. Втягиваясь в круговорот вторичной информации, они, сами того не замечая, начинают перепевать давно открытые и даже закрытые истины, утрачивают потребность сказать новое слово. А в итоге поступление свежих идей падает катастрофическими темпами. Что это, как не кризис перепроизводства? И нет другого способа выйти из него, как положиться на Питона.

Тюльпанов перевел дыхание.

— Нас не надо агитировать, Платон Николаевич, — сказал Нолли. Положение действительно тревожное, хотя вы несколько сгущаете краски. Именно поэтому было дано согласие на эксперимент. Вопрос в том, не следует ли внести коррективы в его условия. Вот мы более или менее произвольно установили, что право на выход в свет получают работы, содержащие не менее 5 процентов новой информации. А что, если среди рукописей, забракованных вашим Питоном, есть такая, в которой всего лишь одна свежая мысль, зато гениальная?

Тюльпанов растерялся.

— Вы попали мне в солнечное сплетение, — признался он еле слышным голосом. — Тут наш Питон пасует. Машина не в состоянии оценить гения. Это выходит за пределы ее воображения.

У него опустились плечи. Подавленный вид этого беспредельно уверенного в себе человека, терпящего поражение, взывал к сочувствию, и даже главный его оппонент сжалился.

— Утешьтесь, и люди не всегда способны распознать гения, по крайней мере при жизни. Меня, — продолжал Джулиано, — больше заботит другая сторона дела. Правильна ли методика, в соответствии с которой информация признается повторной? Известно, к примеру, что Шекспир заимствовал многие сюжеты у Бена Джонсона, а тот, в свою очередь, нередко брал их из хроник. Что, если Питон на этом основании зарубит «Ричарда III»?

— Здесь совсем другое, — подал голос Вайль. — В художественной литературе, в искусстве главное — образ, характер. За историю Орлеанской девы брались многие, сюжет у всех был един, но Вольтер, Шиллер, Шоу, Аннуйль — каждый открывал свою Жанну. В науке же открытие может быть сделано только единожды.

— Мне вспоминается печальная история Брокта, — задумчиво сказал Нолли.

— Никогда не слышал, — заявил географ.

— Ее сознательно не афишировали. Был такой чудак. Вознамерившись вернуть человечеству художественные шедевры, погребенные в лабиринте знаний, он стал публиковать их под своей фамилией. К несчастью, плагиат обнаружили.