Питбуль - [2]

Элоиза скользнула взглядом по покрасневшему глазу Шефера, потом по гробу и снова посмотрела на Шефера.

— Конечно, влияет, — сказала она. — Не знаю, заметил ли ты, но это были довольно тяжелые дни. Теперь Фишхоф умирает, а я пообещала ему быть рядом. Я пообещала избавить его вот от этого дерьма, — она указала на гроб.

— Элоиза, какого черта. — Шефер покачал головой со снисходительной миной на лице. — Ты же, блин, знаешь, что…

— Мне нужно домой! — Элоиза повернулась к нему спиной и направилась к машине. — Я дала обещание.

Шефер бросил сигарету и наступил на нее.

— Вот и не надо было, — пробормотал он.

10 июля, среда

Четырьмя днями ранее

1

Элоиза отперла дверь электронным ключом, который ей выдал «Красный крест», и вошла в полутемный вестибюль. С момента первой встречи, состоявшейся три месяца назад, промежутки между ее визитами в маленький фахверковый домик в Драгере сократились, и сегодняшнее посещение было уже третьим за неделю.

Она повесила сумку на крючок в коридоре и пошла на кухню, чтобы доложить о своем прибытии сиделке из Патронажной службы, которая, как она слышала, что-то делала там.

— Здравствуйте, Рут, — сказала она, обращаясь к спине миниатюрной женщины, которая вытирала кухонный стол. Ее движения были очень демонстративными, и она продолжила работать, наклонив голову и не поднимая глаз. У нее была короткая мужская стрижка, и Элоиза заметила в складках шеи белые незагорелые полоски.

Элоиза бросила взгляд в сторону спальни, дверь которой была приоткрыта.

— Он спит?

— Нет, не думаю, — сказала Рут. — Я вывезла его в сад, чтобы он подышал свежим воздухом. — Она с силой отжала полотенце и повесила его на кран. — Здесь так темно и грустно, а он весь день сидел, опустив голову, поэтому я подумала, что ему нужно немного побыть на улице. Но ему это не очень понравилось, старому ворчуну. Он вел себя так, будто ему объявили, что сейчас отрежут ногу.

Элоиза улыбнулась. Ей уже приходилось слышать, как Ян Фишхоф ворчит по столь безобидному поводу, как прогулка.

Она заметила на кухонном столе тарелку с нетронутым мясным рулетом и домашним подрумяненным картофелем.

— Сегодня он и есть ничего не стал?

— Ни кусочка. — Рут вытерла руки о фартук. — Я сказала ему, что он не получит пива, пока не поест немного, но его было никак не уломать.

— Но пива он выпил, да?

— А разве он поел?

Лицо Рут не выражало никаких эмоций. Она принялась заворачивать завтрак в большой кусок пищевой пленки.

— Ооо, перестаньте, Рут, — сказала Элоиза, наклонив голову. — Раз уж человеку так сильно хочется, чтобы его последняя трапеза была подана в бутылке, разве не сто́ит нам позволить ему это?

Рут поджала губы.

— Может быть, это и есть заголовок, который вы выбрали для своей статьи? «Смерть от пьянства»?

Слова упали тяжело, и у Элоизы возникло ощущение, что они были придуманы уже давно. Она удивленно подняла брови и улыбнулась.

— Вам не нравится, что я здесь, Рут?

— Да, не нравится.

Рут повернулась и встретилась глазами с Элоизой. На лбу у нее собрались морщины, а руки были уперты в бока. Густой румянец залил ее толстую шею.

— Старик, который умирает, не должен быть газетным развлечением для читателей. То, что здесь происходит, — серьезно.

— Да, я прекрасно это понимаю.

— Задача Патронажной службы — забота и присутствие в эти последние тяжелые часы. Чтобы слушать, утешать и делать все возможное, чтобы облегчить горе расставания с жизнью.

— Но я здесь именно для этого. — Элоиза непонимающе покачала головой. — Вам не кажется, что Ян рад моим визитам?

Рут мгновение колебалась.

— Я думаю, что ваше присутствие скорее затягивает его мучения.

Элоиза нахмурилась.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.

Но Рут не нужно было ничего говорить. Элоиза уже знала ответ. Когда она впервые навестила Яна Фишхофа, врачи из Патронажной службы «Красного Креста» сказали, что он умрет еще до конца недели. Это было почти три месяца назад. Теперь же, они полагали, все изменилось именно благодаря появлению Элоизы: Фишхоф обрел то, ради чего стоило жить, и это в такой степени обязывало, что ничего подобного Элоизе раньше не приходилось испытывать. Она чувствовала себя так, словно держала в руках жизнь этого человека, но понимала, что это бессмысленно. Он все равно умрет. Однако она не могла заставить себя бросить его в беде.

— Он испытывает очень сильные боли, Элоиза, и половину времени представления не имеет, кто он и на какой планете находится, — сказала Рут, говоря о начинавшейся у Фишхофа деменции. — Мозги у него превращаются в компот, а тело… да вы сами знаете, как он выглядит! — всплеснула она руками. — Зачем вы продолжаете приходить? Ради статьи в газете? — Она практически выплюнула это слово. — Оставьте его в покое, Элоиза. Ладно? Оставьте его в покое!

Элоиза положила руки на плечи Рут, так что они оказались лицом друг к другу.

— Я понимаю ваше беспокойство, но я хочу, чтобы вы знали, что, хотя это и началось как рабочее задание для меня, все изменилось. Я здесь уже не просто как журналист. Я здесь потому, что хочу быть здесь, и потому, что мы с Яном, мы… мы привязались друг к другу. Понимаете?