Письмо сыну - [26]

Шрифт
Интервал

Ерунда. Пускай ругают. Плевать. Впрочем, не всегда.

Гусев будет жить!

— Нет, меня не ждите, ребята. Я еще посижу. Послежу.

Как-то он будет после операции? Впрочем, почти наверняка уже все в порядке.

— Анна Ивановна, можете брать его в палату!

Второй раз его повезли по этому пути.

Сигареты еще есть. Бензин кончается. Ничего, в пальто есть спички.

— Слушай, а кого на завтра на операцию назначим? Давай Ваймана. Он ведь полностью обследован. Просит быстрей его оперировать. А Алданов остается тяжелым. Ему желудок промыли? И пусть зонд не удаляют. Ну, я пошел в ординаторскую.

Анны Ивановны опять нет на месте. Она наверняка не отходит от Гусева. На нее опять жалобу напишут. Соберется комиссия. Будут обсуждать. Зачитывать решения на утренней пятиминутке.

Зато за Гусева я спокоен, когда она в отделении.

Собственно, сейчас-то на нее не пожалуются. Ее рабочее время кончилось. Она у Гусева «за счет своего времени». Другая сестра пришла на ее пост. Все в порядке.

— Идите, идите домой, Анна Ивановна!

— А кто же с ним-то останется?

— Я здесь еще буду…

— А долго будете?

— Не знаю, но еще посижу.

— Может, принести поесть?

— Я с дежурными поел.

— Иван Михайлович! Иван Михайлович! Откройте глаза. Ну, как дела? Не больно? Немного? Это ничего. Скоро совсем хорошо будет.

Все-таки глупо это — теребить больного после операции. Ведь операция была, наркоз. А мы обязательно требуем какое-то слово в ответ. Очень важно для нас голос его услышать, хоть слово живое. Сразу все легче и светлее.

Пойду писать операцию.

— Давай сразу и в историю болезни, и в журнал. В четыре руки. А то долго будет.

Сейчас бы на улицу. Погода хорошая. Теплая. Снежок прошел. Погулять бы. Интересно, ребята не разбежались со стройки раньше времени? Подведут еще, черти. Иди тогда объясняйся в дирекции. Или как теперь говорят, в ректорате.

— Во! Легки на помине. А я о вас сейчас думал. Там все в порядке? Ушли вовремя? Лопаты сдали? Не подвели, в общем? Ну лады. Спасибо, ребята.

— Больной ничего, спасибо. Да вы пойдите к нему.

Подежурить? Конечно, можно. Идите в приемный покой, там всегда есть работа. Полон приемный сейчас пьяных. У кого голова разбита. У кого из носа кровь. Кто вообще блажит, не поймешь, что с ним. На днях привезли одного пьяного, так он ножом пырнул санитара-студента и одного постороннего человека, сопровождавшего больную. На них столько сил все тратят! Убери их. Зашей раны. Да еще уговорить их надо. В вытрезвителе с них хоть деньги берут. Короче говоря, пойдите повоюйте с ними. Это будет большая помощь дежурным.

— У Гусева? Конечно, тоже можно подежурить. Даже хорошо будет. По одному посидите около него. За это вам большое спасибо.

— Нет, я не дежурю. Это я из-за Гусева задержался. Наверное, скоро смогу уйти.

— Ну давай писать: «Иссечен старый рубец. Вскрыта брюшная полость. К ране предлежат раздутые петли тонкого кишечника. При ревизии области первой операции отклонений от обычного течения не обнаружено. В восьмидесяти сантиметрах от Трейцевой связки обнаружена спайка, образовавшая двустволку. Ниже петли кишечника спавшиеся. Спайка пересечена…»

Давно пора магнитофоны завести. Продиктовал, и все. А то пиши в историю болезни, потом в журнал. Хорошо еще, мы в четыре руки пишем.

— Иван Михайлович! Как дела?

Пульс хороший. Давление: манжетка на руке крутится — похудел. 100, 120, 130, 140. Хватит! Отпускаю. 110. Тук-тук, тук… 70. 110/70. Хорошее давление. Все в порядке.

— Анна Ивановна ушла? Ну как дежурится? Пока ничего? Много пьяни валяется? Надо как в вытрезвителе — брать с них деньги. Можно было бы белья для больницы купить. Инструменты обновлять чаще. Лампы новые в четвертой операционной поставить. Последите за Гусевым. Я попозже позвоню вам. Ну будьте здоровы!

На улице-то как темно. Трамвай! Догоню. Ноги как ватные. И снег, как вата. Стоит ли бежать? Неохота. Да и сил нет. Поплетусь так. Что-то размяк я совсем. Быстрей бы до дому добраться. Вон еще трамвай. Все ж побегу. Потом жди его. Он! Успел!

— Анна Ивановна! Вы только сейчас едете? Зачем вы столько газет накупили?

Ах да, я и забыл! На днях Анна Ивановна с каким-то непонятным торжеством сказала мне:

— Уже второй за этот год с объявлением в газетах.

— Что с объявлением?

— Садиков, помните, рак желудка? Умер.

— Ну?

— В газетах есть. В «Московской правде». Он, оказывается, персональный пенсионер. Член партии с 1915 года. В этом году только двое было с объявлением.

— ?!

— А я их собираю. Все объявления и некрологи о наших больных. В этом году только двое. Но зато когда умер Солдатский, художник, вот набрала я объявлений! И некрологов. И воспоминаний. Во всех газетах. А в «Литературке»! Целую тетрадь набрала. Они у меня все отдельно разложены.

У нее целая тарификация. Старые члены партии отдельно. И просто персональные пенсионеры — тоже отдельно. Литераторы отдельно. Инженеры значительные. Административные работники. Это деление по деловому признаку.

Или еще градация: умершие после тяжелой и продолжительной болезни. После тяжелой и непродолжительной болезни. Безвременно скончавшиеся. Вот скоропостижно скончавшихся у нас в хирургии не бывает. Зато попадаются погибшие при исполнении служебных обязанностей. Это травма.


Еще от автора Юлий Зусманович Крелин
Хирург

Самый известный роман великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина «Хирург», рассказывает о буднях заведующего отделением обычной районной больницы.Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин.Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю.


Уход

Окончание истории, начатой самым известным романом великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина «Хирург».Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин. Повесть рассказывает о болезни и последних днях жизни хирурга Мишкина – доктора Жадкевича.Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю.


Очередь

Повесть Юлия Крелина «Очередь» о том периоде жизни нашей страны, когда дефицитом было абсолютно все. Главная героиня, Лариса Борисовна, заведующая хирургическим отделением районной больницы, узнает, что через несколько дней будет запись в очередь на покупку автомобиля. Для того, чтобы попасть в эту очередь, создается своя, стихийная огромная очередь, в которой стоят несколько дней. В ней сходятся люди разных интересов, взглядов, профессий, в обычной жизни вряд ли бы встретившиеся. В очереди свои радости и огорчения, беседы, танцы и болезни.


Игра в диагноз

В новую книгу известного советского писателя Юлия Крелина «Игра в диагноз» входят три повести — «Игра в диагноз», «Очередь» и «Заявление». Герои всех произведений Ю. Крелина — врачи. О их самоотверженной работе, о трудовых буднях пишет Ю. Крелин в своих повестях. Для книг Ю. Крелина характерна сложная сеть сюжетных психологических отношений между героями. На страницах повестей Ю. Крелина ставятся и разрешаются важные проблемы: профессия — личность, профессия — этика, профессия — семья.


Заявление

В новую книгу известного советского писателя Юлия Крелина «Игра в диагноз» входят три повести — «Игра в диагноз», «Очередь» и «Заявление». Герои всех произведений Ю. Крелина — врачи. О их самоотверженной работе, о трудовых буднях пишет Ю. Крелин в своих повестях. Для книг Ю. Крелина характерна сложная сеть сюжетных психологических отношений между героями. На страницах повестей Ю. Крелина ставятся и разрешаются важные проблемы: профессия — личность, профессия — этика, профессия — семья.


Очень удачная жизнь

Документальная повесть о прототипе главного героя самой известной повести писателя «Хирург», друге Ю. Крелина, докторе Михаил Жадкевиче.


Рекомендуем почитать
Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Капля в океане

Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.


Горы высокие...

В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.


Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.