Письмо с вулканического острова - [52]
Но от Сережи не так-то просто уйти: у него шаги землемера. И вот уже за спиной совсем близко прозвучал его голос:
— Да стойте вы!..
Они выбились из сил, и Сережа в два прыжка очутился рядом. Все трое, тяжело дыша, стояли на лесной просеке.
И никто не мог заговорить: мешала одышка. Димка и Ася посмотрели в лицо Сереже и не узнали его: глаза запали, волосы спутались. Белая майка вся изодрана.
— Я вас всю ночь ищу! Мне же за вас голову снимут! — сказал Сережа.
И потом обиженно пробормотал:
— И надо же было мне согласиться поехать в лагерь! Вот имей дело с таким народом… Пошли!
Последнее слово он произнес твердо и сердито.
Димка и Ася стояли на месте.
— Пошли! — повторил Сережа. — Чего стоите?
— Не пойдем, — сказала Ася и тут же посмотрела на Димку, ища у него поддержки.
Димка молча стоял на просеке и враждебно смотрел на Сережу. Было такое впечатление, что он сейчас кинется на своего вожатого с кулаками.
И тут Сережа своими огромными ручищами схватил беглецов за руки, и те сразу почувствовали его огромную силу. Они даже не вырывались: им было стыдно вырываться. Димка только сказал:
— Все равно убегу!
— И я! — поддержала его Ася и сжала губы.
Все трое шли молча. Солнце медленно поднималось, и уже первые прямые лучи скользили вдоль просеки.
Они потеряли счет времени. Они шли, подчиняясь какой-то странной силе, какому-то чужому порядку.
И вдруг Большой Сережа остановился. Он остановился и отпустил руки ребят. Потом он спросил:
— У вас есть деньги?
Беглецы молчали. Они не понимали, для чего Сереже понадобились деньги.
Тогда вожатый полез в карман и достал оттуда рублевую бумажку.
— Держи! — Он протянул бумажку Димке.
И тот, не понимая, в чем дело, механически взял ее.
— До станции тут километров пять, — сказал Сережа. — Дойдите по просеке до шоссе, а там налево. Вот.
Он отвернулся и, не оглядываясь, зашагал по направлению к лагерю.
Ася и Димка стояли на месте и провожали его глазами. Они все еще не могли понять, что же произошло. Человек, которому за их бегство обещали снять голову и который всю ночь бродил по лесным тропам, разыскивая их, теперь сам отпустил их в город и еще дал денег на билет.
А Сережа удалялся. Он уже не казался таким огромным и внушительным. Его фигура становилась все меньше и меньше…
И ребятам неожиданно захотелось кинуться вдогонку за Большим Сережей. Сказать ему хорошие слова. Пожать его огромную кузнецкую лапу. И не расставаться с ним, потому что, когда рядом такой человек, все можно пережить и ничего в жизни не страшно.
От росы и тумана песок мокрый, и следы на нем видны отчетливо, не то что в полдень. Эти следы большие и глубокие. И если поставить в след ногу, то еще останется место. И очень интересно идти по таким следам, хотя приходится делать очень широкие шаги.
Впереди идет Ася, а Димка бредет за ней. И обоим кажется, что они чувствуют тепло, которое хранят следы Большого Сережи.
РАЗБУЖЕННЫЙ СОЛОВЬЯМИ
— Селюженок, заправь койку!
— Селюженок, вымой уши!
— Селюженок, перестань барабанить ложкой по тарелке!
— Селюженок, куда ты спрятал журнал?
— Селюженок, если ты не выйдешь из воды, больше не будешь купаться до конца смены.
Какие только грозные предупреждения и сердитые возгласы не следовали за словом «Селюженок»! За неделю лагерной жизни на него был истрачен годовой запас восклицательных знаков.
У Селюженка круглая голова, подстриженная под машинку, а уши торчат в стороны, как ручки сахарницы. Худое лицо всегда измазано сажей, или какой-нибудь краской, или просто грязью неизвестного происхождения. Селюженок маленький и хрупкий: ткнешь пальцем — он и упадет. Походка у него легкая и бесшумная, словно он не идет, а крадется. Как это такое хлипкое существо может доставлять людям столько неприятностей!
Худой, большеголовый, прыткий, он похож на огромного головастика. И взрослые считают, что с годами из него выйдет порядочная жаба.
Лицо у Селюженка непроницаемое. Слова не то что отскакивали от него, как горох, они как бы проходили насквозь, не оставляя никаких следов. Когда мальчика ругали, он не морщился, не дергал плечом и не опускал глаза — он улыбался своим мыслям. Взрослым казалось, что мальчишка насмехается над их словами. Они теряли самообладание, надрывали голоса. Но Селюженок был надежно защищен от их гнева своей невозмутимостью.
Чаще всего Селюженок молчал. Это был надежный способ самообороны. Но если он и выдавливал из себя слово, то его ответы были односложными, лишенными настоящего смысла.
— Ты зачем взял у Брусничкиной зубную щетку?
— Просто так.
— У тебя что, нет своей щетки?
— Есть.
— Так зачем тебе вторая щетка?
— Просто так.
После разговора с Селюженком даже самые уравновешенные люди стучали кулаком по столу и хлопали дверями. У этого дурного мальчишки была удивительная способность нагнетать в людях злость, портить настроение и доказывать взрослым, что у них не в порядке нервы.
