Письмо Россетти - [40]

– Ну, можно сказать и так. – Доля истины в утверждении Гвен все же была. – Казанова родился здесь, в Венеции, в тысяча семьсот двадцать пятом. Ты слышала лишь о его любовных похождениях, но он был знаменит не только этим. Он был одним из немногих, кому удалось бежать из тюрьмы Дворца дожей, ну, помнишь, мы его проезжали.

– Как же он сбежал?

– Прорыл в потолке камеры лаз и выбрался через него на крышу. А потом спрыгнул прямо в гондолу. И улизнул из Венеции еще до того, как его хватились. Позже, в своих мемуарах он писал, что бежать из тюрьмы оказалось для него пустяшным делом, ведь за всю свою жизнь он привык шнырять из одного дамского будуара в другой.

– А за что его посадили в тюрьму?

– Скорее всего, за долги. Казанова также прославился тем, что изобрел особые чернила, написанное ими исчезало через несколько дней. Говорил, что нет ничего лучше для подписывания счетов и составления пылких любовных писем.

– Его посадили в тюрьму по подозрению в шпионаже, – раздался голос англичанина, сидевшего через несколько столиков от них. Очевидно, он прислушивался к их беседе с самого начала. – Правда, доказано это не было. Если уж быть до конца точным, Казанову даже не судили.

Удивленная и недовольная этим неожиданным вмешательством, Клер смотрела на незнакомца. Она до сих пор испытывала неловкость от перебранки в аэропорту и надеялась, что он их здесь не заметит. Просто не обратит внимания. Но, к несчастью, зал ресторана был почти пуст. Лишь через несколько секунд до нее дошло, что этот странный человек не узнал ее. Просто характер, наверное, у него был такой – вмешиваться в любой разговор, который по случайности удавалось подслушать. И Клер не знала, какая из этих черт вызывает у нее больше отвращения.

– Да, действительно, история весьма занимательная, – пробормотал он.

– Это не просто история, – возразила Клер. – Это факты.

– Вы так в этом уверены? Я подозреваю, что Казанова был отъявленным лжецом, а не великим любовником, как он сам утверждал.

Говоря, он смотрел куда-то в сторону, а не прямо на нее, что страшно раздражало Клер.

– Я историк, – сказала она. – Изучаю раннюю современную Европу.

– Простите, не знал, что говорю с экспертом. Что именно вы подразумеваете под термином “ранняя современная” Европа?

– Это период от конца Ренессанса и до начала промышленной революции.

– Неужели?

Просто удивительно, как много может сказать человек всего одним словом, неприязненно подумала Клер. Это его “неужели” походило на кодовое слово, означавшее примерно следующее: “вы невежественны, неумны и, возможно, даже просто безумны”.

– Это довольно большой отрезок времени, – невозмутимо продолжал меж тем англичанин. – И вообще, я склонен думать, что историки по большей части изучают мелкие, малозначительные события. Такие, к примеру, как воздействие третьего сражения в Бурской войне на производство шерсти в Шотландии начала двадцатого века. То есть вещи, которыми человек в здравом уме заинтересовался бы не больше, чем крысиной задницей.

Ее удивило и показалось странным, что этот человек с такой легкостью произносит бранные слова. Гвен оживилась и улыбнулась во весь рот, но Клер было не до смеха. Этот несносный англичанин унижал ее, подвергал сомнению весь смысл ее существования. Ее бросило в жар, щеки залились краской.

– Да, это верно, многие историки, в том числе и я, пишут о малоизвестных событиях и предметах, – сказала она. – Но даже те исторические события, что кажутся малозначительными с высоты сегодняшнего дня, могут считаться важными, если они изменили ход истории или же помогли нам понять…

И вдруг она осознала, что ей просто не хватает слов. Что именно она хочет доказать этому странному типу? То, что истории из прошлого помогают нам понять скрытые личные мотивации, самих себя, движения человеческого сердца?… Да, именно понять человеческое сердце. Нет, чушь какая-то. Этого говорить нельзя. Во всяком случае, ему.

– Понять, что такое человек, – тихим голосом произнесла она.

И если бы он в ответ снова произнес это свое “неужели?”, она бы точно швырнула ему в голову тарелку.

– Что ж, – задумчиво пробормотал англичанин, – возможно, вы и правы. – Он поднялся, взглянул на счет на столе, отсчитал несколько евро. – Должен признаться, меня куда больше заинтриговал ваш рассказ о Казанове, нежели столь вольная трактовка значения надписи “ЕС” над стойкой паспортного контроля. – Он обернулся к Гвен. – Ну как, вам уже лучше?

– Да, – ответила она тихим голоском.

– Что ж, – заметил он и слегка наклонил голову, – желаю приятно провести вечер.

Колокольчики над ресторанной дверью нежно звякнули, когда он выходил на улицу.

– А вы были правы, – заметила Гвен.

– Ты это о чем?

– Что нравитесь не всем мужчинам.

– Знаешь, этот мне тоже не нравится, так что не в счет.

И Клер украдкой начала озираться по сторонам в поисках мужчины, который ей так понравился. Где же Джанкарло? Они уже доели свой ужин, а красавца официанта нигде не было видно. Подошел другой, пожилой, убрать со стола тарелки. Тоже очень симпатичный, но ни в какое сравнение не идет с “богом солнца”.

– Будьте любезны, счет, – попросила Клер в надежде, что эта просьба заставит красавца выйти из кухни.