Письмо на желтую подводную лодку - [2]

Шрифт
Интервал

Детской душе от этих мудрых слов стало легче, и когда малыш брал в руки вязаное гнездышко, всматриваясь в приставшие к нему серые перышки, то ему верилось, что в эти минуты верный друг тоже вспоминает о нем — в новом, настоящем, гнезде.

Однажды ранним июньским утром сидел Тиллим вот так у окошка, и вдруг из куста цветущей сирени донеслись мелодичные звуки, сначала робкие, а затем разлившиеся над садом причудливо-коленчатой, набравшей силу изысканной трелью. Восхищенный Тиллим распахнул створки, и заливистое птичье пение вместе с цветочным благоуханием наполнило комнату! Внучек поспешил поделиться волшебной радостью с бабулей, влетел в кухню, где та хлопотала ни свет ни заря.

«Да уж слышу, слышу! Дождался своего соловку? Эк что выписывает! А мы-то еще думали, не запоет… Это он тебе в благодарность и Богу во славу — Троица ж нынче. Умная птичка все чует: всякое дыхание хвалит Господа!»

Изливался в благодарности и воспевал хвалу цветущему миру своими концертами-утренниками пернатый тенорок изо дня в день до самого конца месяца, пока Тиллим не научился подражать ему затейливым свистом. Такая оказалась удивительно светлая птица…

Год миновал — и вот снова птица, теперь уже большая, но тоже беспомощная. Бедную эту ворону наверняка сбила бы машина, или злые подростки, прежде поиздевавшись, замучили бы совсем; ну уж во всяком случае, ночью она стала бы добычей полудиких деревенских котов, а может, и лисы — из тайги. Вот какая ожидала бы воронушку печальная судьба, если б не спросил Тиллиша у бабушки: «А может, я ее домой отнесу, и мы ее вылечим, правда? Помнишь, как соловья… Ну пожалуйста!»

Баба Маня улыбнулась, как только она одна умела, и согласно кивнула.

Внук подобрал раненую птицу, которая почти не сопротивлялась — видно, чувствовала, что ничего дурного ей не сделают, — мигом вернулся в дом и посадил черно-белую ворону на старинный сундук, покрытый мягкой подстилкой, — место, где сама баба Маня любила сидеть по вечерам за вязаньем или шитьем (такая работа была для нее отдыхом). В этом сказочном сундуке, между прочим, хранилось много интересных вещей, которые давно уже отслужили свое, но их берегли как память о времени, когда даже бабушкина бабушка была молодая. Пожалуй, это было самое уютное место в горнице.

«Ну, здесь воронке будет тепло и мягко, а вернемся — накормим ее и перевяжем», — подумал Тиллим и обрадовался, что теперь у него есть новый пернатый друг, которого нужно будет выхаживать и заодно с ним забавляться (мальчик уже слышал, что ворону можно научить говорить — вот было бы здорово!).

На сенокосе, как всегда, было много интересного: цветы луговые, кузнечики, бабочки и стрекозы, ледяная и вкусная-превкусная вода из ключика на краю покоса; был даже уж, которого чуть не разрубили косой, приняв поначалу за ядовитую гадюку; были и кусачие, жалящие до крови слепни. Тиллим с трудом дотерпел до конца работы: ждал главного — как вернется домой и вместе с домашними будет лечить диковинную ворону. Даже имя пытался ей придумать обратной дорогой, но в кружащуюся от луговых ароматов голову ничего не приходило, да и вороньих имен Тиллиша не знал. Взрослые только посмеивались: «Ворона — она и есть ворона» — или отмахивались: «Не мешай, птицевод!» Им было не до того, чтобы вороне с крыльями разного цвета имя подбирать, и вообще — у взрослых всегда имеются дела куда серьезнее.

То, что все увидели, когда вошли из сеней в жилье, трудно описать словами (здесь нужна была кисть художника): по дому, как говорят в народе, мамай прошел. Всюду виднелись следы погрома, разгула необузданной стихии: посуда со стола сброшена и разбилась, вилки-ложки — под столом, всякие мелочи — бумажки, тряпицы — раскиданы по комнате, под ногами хрустит — солонка с сахарницей тоже лежат на полу, крупы рассыпаны; досталось и цветочным горшкам: герань со столетником, растерзанные, вперемешку с землей и глиняными черепками валялись у подоконников. Настоящий кавардак творился и на печке. Были исклеваны-изорваны даже пестрые занавески и одеяла, из которых клочьями торчала вата. Баба Маня сразу запричитала, поминая недобрым словом того, кто все это натворил. Ленивая Кисуля на такое была неспособна, да она и гуляла где-то уже вторые сутки. Было совершенно ясно — в запертом доме набезобразить могла только Тиллимова воронушка, но даже старшие удивились: как, раненная, она могла учинить такой разор? Причем самой-то черно-белой безобразницы было не видать. Решили, что ее насмерть придавило каким-нибудь ею же уроненным тяжелым предметом.

«Как еще утюги чугунные не раскидала, хулиганка…» — всхлипнула бедная баба Маня.

Тиллиша же испугался за глупую ворону, боясь, что ее найдут раньше него и строго накажут; стал ползать по дому, заглядывая в разные углы, куда дурашка могла бы забиться. Наконец спасенная Тиллимом птица нашлась, но мальчуган не обрадовался, а горько заплакал: его воронушка лежала на сундуке лапками кверху, черно-белые крылья были аккуратно сложены, глазки помутнели, и клюв был плотно закрыт — в общем, безо всяких признаков жизни. Малыш бережно взял ее, не позволяя никому прикасаться к погибшей птичке, и, продолжая плакать, спрыснул водой из рукомойника — вдруг оживет? Но воронушка оживать и не думала. Как Тиллиша тогда ни протестовал, бабушка заставила любимого внучка вынести ее на улицу и оставить где-нибудь на мусорке — пускай кошки подберут, однако тот задумал на закате тайно похоронить бедняжку.


Еще от автора Владимир Григорьевич Корнев
Нео-Буратино

Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя.


Последний иерофант. Роман начала века о его конце

«Душу — Богу, жизнь — Государю, сердце — Даме, честь — никому», — этот старинный аристократический девиз в основе захватывающего повествования в детективном жанре.Главный герой, дворянин-правовед, преодолевает на своем пути мистические искушения века модерна, кровавые оккультные ритуалы, метаморфозы тела и души. Балансируя на грани Добра и Зла в обезумевшем столичном обществе, он вырывается из трагического жизненного тупика к Божественному Свету единственной, вечной Любви.


Датский король

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника.


Рекомендуем почитать
Снеговичка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заколдованная школа. Непоседа Лайош

Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Картошка

Аннотация издательства:В двух новых повестях, адресованных юношеству, автор продолжает исследовать процесс становления нравственно-активного характера советского молодого человека. Герои повести «Картошка» — школьники-старшеклассники, приехавшие в подшефный колхоз на уборку урожая, — выдерживают испытания, гораздо более важные, чем экзамен за пятую трудовую четверть.В повести «Мама, я больше не буду» затрагиваются сложные вопросы воспитания подростков.


Прибыль от одного снопа

В основу произведений, помещенных в данном сборнике, положены повести, опубликованные в одном из популярных детских журналов начала XIX века писателем Борисом Федоровым. На примере простых житейских ситуаций, вполне понятных и современным детям, в них раскрываются необходимые нравственные понятия: бескорыстие, порядочность, благодарность Богу и людям, любовь к труду. Легкий занимательный сюжет, характерная для произведений классицизма поучительность, христианский смысл позволяют рекомендовать эту книгу для чтения в семейном кругу и занятий в воскресной школе.


Подвиг

О том, как Костя Ковальчук сохранил полковое знамя во время немецкой окупации Киева, рассказано в этой книге.