Письмо - [4]
Шрифт
Интервал
Ведь человек,
Который не имеет
Любимой женщины,
Собаки или друга,
Способен муху посадить на нитку,
Давать ей крошки,
Сахар и питьё,
Прислушиваться к вою ветра,
Думать
О том,
Что в этом мире есть весна
И старенькая мама,
И любовь…
1969
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ
Как хорошо в рождественскую ночь
Лежать в обнимку с милым существом,
Которое смогло тебе помочь,
Все беды отодвинув «на потом».
Как хорошо не числиться, хоть миг,
В составе городского поголовья,
Захлопнуть время — худшую из книг —
И нежный воск зажечь у изголовья.
И что бы там ни ожидало вас,
Но не пройдёт сквозь временное сито
Со шлаком жизни просветлённый час,
В котором и единственно, и слитно:
Жены уснувшей тихое тепло,
Шажки минут и беглый запах ёлки…
А за стеной морозно и темно,
И кажется, что где-то воют волки.
1978
ЗВЕЗДА
Над городом,
Который многоок,
Жуёт огни вокзалов и предместий,
Но всё-таки безмерно одинок
Перед большим движением созвездий,
Горит одна чудесная звезда,
В моё окно вперяясь и мигая.
Под ней бегут, качаясь, поезда
И самолёт летит, изнемогая.
Горит звезда,
Летящая во тьму,
Моя —
Неупадающая с неба…
Я со стола пустой стакан возьму
И, воздух зачерпнув,
Глотну нелепо
За то,
Что пребываешь надо мной…
«Ангел смерти, посети, посидим…»
Ангел смерти,
Посети.
Посидим,
Пососедствуем с тобою на рассвете,
Как соседствуют
Огонь и дым
Белокурый, белокурый
Ангел смерти!..
«Цветаева, и Хлебников, и Рильке!..»
Цветаева, и Хлебников, и Рильке!..
Одолевая дивный сопромат,
Ты счастлив, ты выходишь из курилки
В тот незабвенный, в тот далёкий март,
Цитируя зачем-то: «ночь… аптека…»,
Когда вокруг по-вешнему пестро.
Осталась за углом библиотека —
Дом Пашкова, и мы спешим в метро
По наледи хрустящей, а за кромкой
В бездомной луже ёжится закат,
И от прекрасного лица знакомой
Исходит свет, слегка голубоват…
И день многоголосый, уплывая,
Томительно-нетороплив уже,
Но лестница летит, и угловая
Квартира на последнем этаже,
Где, чиркнув спичкой, — от крюка с одеждой
И до планшета с «Вечною весной» —
Хозяйка озаряет, как надеждой,
Своё жилище свечкой восковой.
И разговор, что вязок был, как тесто,
Из-за смущенья, из-за суеты,
Волнует ощущением подтекста:
«Любимая?..»
«Мой милый, это ты?..
Мне восемнадцать, но уже на части
Расколот мир, и столько чепухи,
Когда бы не особенное счастье
Любить искусство и читать стихи…»
И говорит во утоленье жажды,
И жарко ловит воздух нежным ртом…
Так выпало ей говорить однажды,
А слушавшему вспомнится потом
И чистый голосок, пропавший где-то
На перепутье большаков и трасс,
И как она — бледна, полуодета —
Себя дарила в жизни первый раз.
И то, что ощутил — впервые, Боже —
Свободу, равнозначную реке:
Лежи и созерцай рассвет на коже
И первый луч на зыбком потолке.
— Любимая, — он скажет много позже,—
Кому Франческа, а кому Кармен…
Иные связи стоили дороже,
Не отдавая ничего взамен.
Лишь этот миг на чувственном пределе
В каморке бедной близ Москва-реки…
Тогда не я, тогда Земля при теле
Была — как шарик с ниткой — у руки!..
1974, 1984
«На горестном ветру в начальных числах марта…»
На горестном ветру
В начальных числах марта
Бессилие души
Не описать пером.
Проносится такси,
И хриплый голос барда
В приёмнике поёт
Про Волгу и паром
Предчувствие беды
Пугает в русских вёснах,
И беззащитен мир,
Что окружает нас
На этих виражах,
В потоках перекрёстных,
Где, забывая жизнь,
Ногою жмут газ.
Проносится такси
По слякотной Волхонке,
Рекламы мельтешат,
Шофёр к рулю припал.
Хохочет за стеклом
Красавица в дублёнке,
Но смеха не слыхать —
Проносится оскал…
А ледяная ночь
Уже летит на зданья,
И хрупкий мир висит
На скрюченном гвозде,
И возникает дом
На площади Восстанья,
Как будто крокодил,
Застывший на хвосте…
1978
«Даётся с опозданьем часто…»
Даётся с опозданьем часто,
С непоправимым иногда,
Кому — взлохмаченная астра,
Кому — вечерняя звезда.
Воздастся с опозданьем вечным
Художнику за то, что он
Один в потоке бесконечном
Был для потомков почтальон.
Даётся с опозданьем горьким
Сознанье, что сказать не смог
О тех, что горевали в Горьком,
В Мордовии мотали срок.
Воздастся с опозданьем страшным
За то, что бросил отчий дом
И, пусть небрежным, карандашным
Родных не радовал письмом
Даётся, душу поражая,
Как ослепительная новь,
По-настоящему большая,
Но запоздалая любовь…
1986
ОТРЫВОК
И. Меламеду
…Упала тьма и подступил озноб,
И жар вконец защекотал и донял,
Когда он тронул свой горящий лоб
Легко и быстро, словно печь — ладонью,
И разглядел светильники в ночи,
И пристальней вгляделся в звёздный хаос:
Их было семь… и острие свечи
Зловещее
над каждым колыхалось…
И ветер дул, неся в ноздрях песок,
И голый путь был холоден, как полоз,
И — от безумия на волосок —
Он услыхал идущий с неба голос
И оглянулся, и повёл плечом, —
Была темна безлюдная дорога,
Но голос шёл невидимым лучом,
И плавились слова в душе пророка.
И в ухо, как в помятую трубу,
Текло дыханье воздухом горячим,
Подсказывая верному рабу
Посланье в назидание незрячим,
Посланье в назидание глухим,
Как приговор и страшное возмездье…
И замер Иоанн, когда над ним
Застыло роковое семизвездье,
Когда запели трубы и когда
Под всадниками захрапели кони
И вспыхнула зловещая звезда —
Полынь-звезда на мутном небосклоне…
1986
«Я ждал его, как воскресенья…»
Я ждал его, как воскресенья,