Письма с войны - [50]

, очень симпатичный парень, совсем еще молодой; да я просто счастлив, что хоть эти люди есть здесь; с французами я тоже неоднократно имел дело; все это люди особого сорта, к ним, как к «трудным дамам», нелегко найти подход; у них свое настроение, свой характер, капризы, с которыми необходимо считаться; если, например, мне нужен слесарь для каких-то ремонтных работ, то сначала я всегда два раза захожу к нему, и оба напрасно, это уже закон; когда же я его все-таки уломаю и он назначает мне rendez-vous, я должен для начала выпить с ним вина, и упаси Бог произнести при этом хоть слово о самой работе; за вторым стаканом мне дозволяется осторожненько, слегка намекнуть, не сможет ли он, в порядке исключения, выполнить для нас одну ремонтную работу; первые дни я был настолько глуп, что приходил к нему сразу с пятью или шестью заказами, и это была возмутительная бестактность с моей стороны, величайшая в мире бестактность. Но в конце концов я сработался с ним; а вот Шрайнер совсем другой — спокойный приятный мужчина, немного робкий, по горло сытый войной, тоже недоверчивый, для начала его надо немного взбодрить, затем осторожно приласкать, как юную девицу…

Знаешь, я уже приспособился к этим людям; чисто по-человечески это интересно, они работают с охотой, но желают при этом оставаться свободными, как художники; все они профессионалы в своем деле и необычайно прилежны; я проверяю и заверяю их счета, в этом состоит моя работа, и она как раз по мне. Нашим главным поручителем всегда выступает барон, который знает все на свете; каждый раз, завидя меня, он угощает сигаретой — остатки джентльменских замашек, что для меня весьма кстати; если же говорить о его шпионских ухищрениях, то тут я ему тоже не вполне верю; я все-таки не могу взять в толк, какой ему, новоиспеченному бонвивану, прок помогать нам; но доказать ему что-либо, видимо, будет очень трудно; во всяком случае, он всегда в курсе любых перемещений наших подразделений и расположения каждой пушки в окрестностях города.

Как я слышал, сегодня вечером должна прибыть почта; не стоит говорить, чем она для нас является; каждое письмо — ни с чем не соизмеримая радость, целое событие, вы там такое даже представить себе не можете. Не надо забывать, что мы прописаны в этом «обмундированном» предприятии; в нашей жизни нет ничего, даже малейшей мелочи, что имело бы хоть мало-мальское сходство с красотой и доверительностью домашней жизни; с нами только фотографии наших любимых, и всё; а почта… почта — это каждодневно происходящая, чисто человеческая жизнь, личная жизнь, ах, почта — наша единственная радость. Думаю, ты помнишь, как ужасно было выдержать тогда без писем целый месяц; возникает такое ощущение, будто ты со всеми потрохами отдан на откуп этому военному времени; теперь же почта стала лишь зримым знаком жизни, которая существует и без него, поэтому очень важно уметь верить в эту жизнь без этого знака; да, конечно, безмерно тяжело долго не получать писем и пребывать в полном неведении, чему тоже необходимо научиться, ибо это неотъемлемо от солдатской жизни; есть одна французская поговорка, которая звучит так: «C’est la soupe, qui fait le soldat». Фантастические слова: «Суп делает солдата», и это верно, именно суп, в нем — всё, вся безотрадность, вся печаль, вся безутешность заключены в веками одинаковом запахе супа; веришь ли, что это самое безотрадное занятие — стоять с котелком в длинной очереди перед полевой кухней, чтобы получить свой супчик, суп… я тут было подумал, может, мне стоит написать «Философию супа»? Иногда все надежды умещаются в одном половнике теплого супа, ах, добрый, старый, мерзкий и прекрасный суп; от супа неотъемлем и повар, у которого никогда не бывает времени, он всегда спешит и в большинстве случаев находится в дурном расположении духа; ах да, суп… суп…

Всю вторую половину дня я добывал провизию; сеял мелкий, но спорый дождь, похожий на густой туман, теплый, благодатный дождь, как в мае; я был совсем один на длинных, прямых, пустынных улицах, ведущих от деревни к деревне; прекрасная поездка, хотя и бесплодная: я выцыганил всего семь яиц, по одному на каждого, но что поделаешь, продуктов становится все меньше и меньше, самое же непостижимое состоит в том, что вопреки всему без марок за валюту такой же ценности можно получить гораздо больше, чем с марками по нормальной цене; коррупция и спекуляция цветут пышным цветом, крестьяне, завидя солдата на своем дворе, естественно, уже знают, какую он заведет песню; тут уж никакие уговоры не помогают, у них просто ничего нет, «pas du tout, du tout»[91]; в первую очередь я высматриваю гуся, которого потом постарался бы переправить вам к Рождеству, но оказывается, они уже давно кому-то проданы, и за очень большие деньги; однако тщетность моих усилий не остудила мой пыл, великолепная получилась вылазка, я был один, совсем один с моими мыслями, ах, не совсем честными мыслями, но совершенно один; колеся так по сельским дорогам, я остановился однажды отдохнуть в маленькой придорожной пивной; удобно расположившись у печки в чистой жилой комнате, я наблюдал за пожилой женщиной, штопавшей чулки; хорошенькая, совсем еще молоденькая дочка сидела на печи и читала любовное письмо от немецкого солдата, как выяснилось позднее, потому что мне пришлось помочь ей с переводом, очень милое, еще детское письмо юного солдата, которого несколько месяцев тому назад перевели в другую область Франции; собственно, о самой любви там не говорилось ни слова, но зато в нем было несколько очень нежных, весьма откровенных намеков; мать, видимо, была глуховата, по крайней мере, так казалось, поскольку она ничем не выдавала себя, не все слышала, о чем мы читали вслух; эта история с письмом доставила мне колоссальное удовольствие; милая девочка временами заливалась краской, что вовсе не свойственно француженкам…