Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год - [71]

Город Белосток

Прелестнейший городок, погруженный в густоту зеленых рощей. Кажется, что какая-нибудь волшебница взяла его из средины Германии и перенесла сюда. Дома одни других красивее. Липовая улица отличается от прочих; но теперь город, как мы его видели, можно назвать только прекрасною гробницею. Из каждого окна выглядывают бледные лица; смерть и болезни, кажется, перебегают из дома в дом. Большая часть домов превращены в военные больницы. Здесь есть огромный замок с прекрасными садами.

В Тихочине переехали мы угрюмую Нареву, которая здесь в пространном разливе топит окрестности. Длинное протяжение лесов, обширные воды и красный месяц, утопающий в пасмурно-синих волнах — все это вместе составляло ночную, Оссияновскую картину. Места сии не богаты ни жителями, ни населением; но они богаты воспоминаниями. Мы проехали Остроленко и с почтением остановились на том поле, где сражался сын величайшего из героев с мужеством, достойным отца. Я говорю о покойном молодом Суворове, отличившем себя в битве при Остроленко в 1807 году. В Тихочине в первый раз заплатили мы прогоны серебром; это значит, что мы въехали в герцогство Варшавское. Теперь уже везде плата одинаково для путешественников тяжела. В России несравненно и скорее и сходнее ездить на почтовых!

Вот и Пултуск! где кажется в первый еще раз в жизни своей разбит был Наполеон. Генерал Беннигсен первый имел славу задеть его за сердце русским штыком. Проезжая мимо, я окинул взглядом поле сражения. Левое крыло наше (думаю) опиралось на Нареву, по берегу которой извивается и дорога; правое крыло терялось в лесах. Пред лицом войск чистое поле — разгул для конницы, слава для Кожина! Отсюда повели войну вправо, по дороге в Северную Пруссию, до самого Кенигсберга.

Вот маленькое местечко Сиротск при слиянии больших рек Буга и Наревы. «Отчего так быстро катишь ты волны свои, широкая Нарева! Зачем ломаешь леса и раздираешь горы, пролагая сквозь все препятствия путь свой? Далеко слышен шум твоего нетерпения, к кому стремишься так? Там величественный Буг, сей светлый сын полей Волынских, спокойно протекая, ожидает в объятия к себе кипящую Нареву, невесту свою. Здесь (у Сиротска) слились они, смешались волны, зашумели и потекли по холмам и долинам, не зная берегов. Но не долго потекут они вместе! Уже Висла, река древняя, открывает хлябь свою и готова поглотить неразлучных под гремящими стенами нового Модлина!» — Так скажет, проезжая, Стихотворец, придающий всему чувства и жизнь! Воин, смотря на скорую, по слиянии, кончину двух рек, скажет про себя: так два друга-витязя, расставшиеся с юных лет, после многих превратностей в жизни встречаются на поле битв, заключают друг друга в объятия, меняются оружием, стремятся к славе — и вместе падают в могилу! «Здесь, — скажет в описаниях своих Историк, — при слиянии Наревы с Бугом, Наполеон вздумал сделать огромные укрепления. Тысячи польских рук и миллионы злотых употреблены для этой работы. Наконец возникли высокие валы; показались, погрозили — и рассыпались!..» «Это дело очень сбыточное, — прибавит внимательный путешественник, — ибо тут нет другой земли, кроме песка; а песчаные валы не долго стоят!»

Друг мой! падение сих валов не предвещало ли, что и скоропоспешная слава основателя их рассыплется так же, как они?.. Впрочем, твердое положение Сиротска защищает Варшаву с лица от Праги, а Модлин надежно оберегает ее с левой стороны. Реки, текущие в Вислу, широки; пространства, орошаемые ими, лесисты и болотисты: сколько природных оборон имеет Польша! сколько способов для оборонительной войны и сколько выгод для торговли! Сия последняя оживает, несмотря на горящую в пожаре Европу. Плоты и барки плывут по течению. Белокрылые суда летают по разливам вод. Торговля придает какой-то вид жизни сим безмолвным наводнениям и лесам.

Варшава, 18 апреля

Переплывя Вислу, также широко распахнувшую воды свои за берега, мы очутились опять в Варшаве. Здесь, посла всех превратностей с 1812 года, после всех неисчислимых трудов и опасностей, увиделись мы с братом Иваном, служащим адъютантом при князе Д. И. Лобанове.

Высмотря и пересмотря Варшаву два раза, в третий не найдешь в ней ничего любопытного. Это книга, которую больше двух раз не читают. Но то, о чем удостоверились мы совершенно в Варшаве, так важно, дивно и единственно, так чудно, любопытно и приятно, что кажется, с самых давних времен еще ничего подобного не бывало. Восхищайся, друг мой! уже великий, страшный, могущий Наполеон — нигде; а храбрые русские — везде!..

«Старайтесь только преградить течение главной реки, тогда малые источники сами собою иссохнут». — так говорил славный наш министр Безбородко, и так сделал ныне Александр Первый. «Бей змея по голове!» — повторял герой Рымникский; сломили голову Парижу — и все буйные головы французов преклонились. Вот что значит задавить змея в его норе! «Для чего не умер я на полях Италии!» — говорил Суворов в последние минуты жизни. Вот истинно великий человек!.. А Наполеон не хотел умереть, хотя при последних лучах догорающей славы своей он плакал, как дитя, о потере короны. Сбылось пророчество Лафатера: когда принесли этому почтенному мужу портрет Бонапарте, бывшего тогда только еще генералом, и требовали изъяснения будущей его судьбы, он попросил несколько времени на рассмотрение, а через три дня возвратил портрет с сими словами: «Он пойдет высоко; будет очень славен, но — переживет славу свою!» Чудесно сбылось! Где слава разорителя царств? Умерла! Наполеон, похоронив честь и славу свою, сидит над могилою их, и боится смерти, и плачет!..