Письма президенту - [76]

– Как договоримся.

Владимир Владимирович, я понимаю, что в кремлёвском журнале у меня по поведению двойка. Даже многим читателям эти наивные «письма президенту» кажутся непростительной дерзостью. (Некоторые думают, будто писать вам такие письма опасно для жизни. Что-то, значит, такое витает в воздухе.)

…Приехали мы с редакционным адвокатом в милицию, где во дворе стояла арестованная и опечатанная «хонда», а на крыльце – пристав.

– Ну что? Арестовать или дать покататься?

– Дайте покататься.

– Я вам прямо скажу: двести баксов.

Мы, Владимир Владимирович, оторопели. Пристав был спокойный, веселый, его не смущало, что нас двое; он не брал никого за локоток, не отводил за уголок, не понижал голос.

Адвокат тихо спрашивает: «У тебя сколько есть?» «Три тысячи рублей», – отвечаю. «И у меня полторы. За четыре с половиной, наверное, отдаст».

Нас, Владимир Владимирович, поразила не сумма, а именно открытость и громкость требования. Как это получается, что преступник требует взятку не таясь, а мы шепчемся?

И тут нам пришло в голову, что пора помочь вам в борьбе с коррупцией. И вы, и министр внутренних дел, и генеральный прокурор, помнится, призывали: мол, если граждане не будут бороться с отвратительными явлениями, то милиция и прочие органы бессильны.

Адвокат для виду пошел торговаться с приставом, а я стал звонить в МВД, прямо в министерство, на Житную.

– С меня в милиции взятку вымогают. Что мне делать?

– Вы должны приехать к нам, написать заявление.

– Но ведь он же уйдет, избавится от денег.

– Ничем не можем вам помочь.

– Девушка, а с кем я разговариваю?

– Это не важно.

Она права, Владимир Владимирович, это не важно. Будь на ее месте другая – сказала бы то же самое.

Что же делать? Не скажешь же приставу: вы тут подождите, пока я съезжу куда надо и вернусь с группой захвата. И сколько времени пройдет, пока заявление примут, зарегистрируют, найдут людей («Вам русским языком говорят: все на обеде!»).

Тогда я в коридоре этой милиции остановил симпатичного молодого человека в штатском:

– Вы сотрудник?

– Да, я оперуполномоченный.

– У меня тут пристав взятку вымогает, давайте его возьмем с поличным.

Опер огорчился, нахмурился:

– А он – что, вызывает у вас личную неприязнь? У вас к нему какие-то счеты?

– Нет. Но это же преступление.

– Да? М-м-м, подождите здесь. Только никуда не уходите. Вот тут и стойте.

Пока я «тут стоял», они сбегали и предупредили пристава. Когда я вернулся к нему, он сидел задумавшись. Ничего не говорил, ничего не писал, на меня не смотрел. А потом вдруг поднял голову и улыбнулся:

– Я насчет этого самого пошутил. Вы найдите своего адвоката, скажите ему, что я пошутил. Только тихонько, чтобы никто не слышал.

(Адвокат в это время тоже бегал по отделению, искал какого-нибудь офицера, который знает, что взятка – это преступление.)

* * *

Друг от друга они не скрывают – это ясно. А от жен, от детей, от пап и мам? Если они и от детей не скрывают – это конец.

Все удивляются: как это так – благосостояние растет, а население вымирает со страшной скоростью? Есть, значит, что-то, чего власть и статистика не могут понять.

Жизнь загажена, как подмосковные леса.

…Как нарочно, в пятницу выступил ваш министр юстиции: «В местах лишения свободы смертность за год возросла на 12 %, а число должностных преступлений – вдвое». Эти данные разойдутся по разным отчетам. Число смертей – в демографию. Число преступлений – в другую графу. Но эти числа связаны.

Должностные преступления – это преступления охраны, а не зэков. 12 % – это тысячи людей, убитых кусочками вертикали.

Симпатичный, наивный опер был искренне изумлен: «Что этот пристав вам сделал?» Такой опер – важнейшая деталь вашей вертикали. Он не воспринимает взятку как преступление, он ее воспринимает как норму. И когда ему говорят: «Давай поймаем взяточника», он спрашивает: «За что?»

Плати и проезжай. Так проехали террористы на Дубровку и в Беслан, так шахидки прошли в самолеты. Это всем известно.

Нет преступления, нет взятки, есть цена вопроса.

Эту цену (в долларах) получает кусок вертикали, а платим мы (жизнью, унижениями…).

Пристав этим ментам – свой брат. И они по-братски (бесплатно) его выручили.

Есть система, которая умеет различать самолеты «свой-чужой». Это система вашей вертикали. Кто встроился – свой (даже если преступник). Кто мешает – чужой и подлежит уничтожению, даже если не виноват.

Владимир Владимирович, вы много раз говорили о борьбе с коррупцией, даже провозгласили диктатуру закона. Но в Евангелии написано, что надо судить не по словам, а по делам.

Дело, которым вы прославились, еще не забыто. Когда Собчака собирались арестовать (квартиры? бриллианты?), вы дали Собчаку самолет, открыли границу… Считается, что вы это сделали по дружбе, а не потому, что будто бы опасались, что арестованный Собчак расскажет нечто касающееся вас лично. Он умер, не успев ответить на такие вопросы.

Система выбросила всех, кто считал, что преступление – достаточная причина для наказания.

Теперь причина для наказания – личная неприязнь, личные счеты. А барская любовь обеспечивает даже дураку и вору немыслимую карьеру и богатство.