Письма незнакомке - [31]

Если вам придутся по вкусу эти сокровенные признания поэта, прочтите затем и другие его любовные послания; вы обнаружите, что он нередко писал в один и тот же день сразу трем разным женщинам, посвящал им одинаковые, лишь с незначительными изменениями, стихи. Вас это коробит? Вы не правы, моя прелесть. Все влюбленные, блиставшие в эпистолярном жанре, поступали таким же образом. Шатобриан мог, не задумываясь, скопировать для госпожи де Кастеллан письмо, прежде написанное им госпоже Рекамье. А уж стихи и подавно! Как отказаться от такого замечательного оружия и не употребить его еще раз? Вас приводит в ужас эта неискренность? Но поэты как нельзя более искренни, querida. Для Аполлинера или Шатобриана все три женщины сливаются в один образ сильфиды, созданный их воображением. Поэтам нужны такие перевоплощения. Без них нет поэзии. «Неужели вы думаете, что, будь Лаура женой Петрарки, он бы всю жизнь писал сонеты?» — спрашивал великий Байрон.

Так что оставайтесь незнакомкой. Прощайте.

Принимать то, что дано

Она говорит: «Мужской характер столь отличен от женского, что самый обыкновенный мужчина кажется неопытной женщине чудищем, упавшим с другой планеты. Для всякой женщины тот, кого она любит, представляет трудноразрешимую задачу. Женщина смышленая или хотя бы рассудительная стремится справиться с ней, принимая в расчет то, что дано. Она говорит себе: «Он таков, каков есть, этим он мне и интересен, но, если уж я люблю его, надо как-то приноровиться к нему». Женщина требовательная и пылкая отказывается принимать исходные данные, иначе говоря, черты физического и нравственного облика ее мужа или любовника; она наивно думает, что ей удастся его переделать.

Вместо того чтобы решить раз и навсегда: «Он таков от природы; как сделать его счастливым?» — эта властная особа думает: «Как переделать его, чтобы он сделал счастливой меня?» Раз уж она его любит, ей хочется, чтобы он был безукоризненным, похожим на тот идеал, что навеян ей чтением книг и грезами. Она его донимает, порицает, изводит, ставит ему в укор слова и поступки, которые с улыбкой снесла бы от всякого иного.

Недоумевающим она ответит, что такое поведение с ее стороны уже само по себе доказывает силу ее чувств, что если она и впрямь более терпима к другим, то это скорее от безразличия, чем от снисходительности. Ей кажется естественным, что, решив быть верной одному мужчине, она хочет, чтобы он по крайней мере отвечал ее вкусам. В конечном счете она, по ее мнению, перевоспитывает его для его же блага, и с тех пор, как она за него принялась, он уже во многом изменился к лучшему… Все это так, но, на беду, люди, как правило, вовсе не желают «меняться к лучшему», да и нельзя лепить человеческие характеры, как лепят бюсты из глины.

Мужчина — и даже юноша — сформировался под влиянием наследственности, семьи, воспитания, у него уже есть за плечами определенный опыт. Сложился его физический облик; укоренились привычки; определились вкусы. Пожалуй, еще возможно — и то не сразу — исправить известные его слабости, если делать это с величайшей осмотрительностью, мягкостью и осторожностью, умасливая его комплиментами, подобно тому как ваятель увлажняет затвердевающую под его пальцами глину. Но прямая и запальчивая критика вынуждает мужчину защищаться. Любовь, которая должна служить надежным пристанищем, оказывается усеянной шипами угроз и наказов. Сначала, если он очень влюблен, мужчина смирится с принуждением, попытается стать лучше; однако потом его подлинная натура возьмет верх и он проклянет ту, которая ломает его; любовь ослабеет и умрет; быть может, он даже станет всем сердцем ненавидеть ту, что похитила у него самое дорогое сокровище — былую веру в самого себя. Так по вине слишком разборчивых женщин между супругами рождается скрытая злоба…»

Тут я прервал ее:

— Не слишком ли вы строги к женщинам? Вы говорите только об их заблуждениях. Неужели вы думаете, что мужчина охотнее принимает исходные данные и признает в той, кого любит, натуру законченную и достойную уважения?

— Милый друг, — говорит она, — если и существуют еще на свете безрассудные женщины, требующие, чтобы мужчина не был ни эгоистом, ни увальнем, ни слепцом, ни педантом, согласимся, что их дело безнадежно.

Прощайте.

Принимать то, что дано

Письмо второе

«Недостаточно принимать людей такими, каковы они есть; надо желать их такими — вот суть подлинной любви». Высказывание это принадлежит Алену; он преподает нам весьма поучительный урок. Есть много смиренных и безрадостных женщин. Они принимают мужа и детей такими, «какие они есть», но при этом не обходятся без жалоб на них. «Не везет мне, — говорят они, — я могла бы выйти замуж за более удачливого или умного человека, который добился бы большего. У меня бы могли быть более способные и ласковые дети. Я знаю, что не в моих силах переделать их; я принимаю то, что мне даровано судьбой, но, когда я вижусь со своей подругой, чей муж преуспевает, а дети блестяще сдают экзамены, я испытываю легкую зависть и сожаление. И это вполне естественно».

Нет, сударыня, это отнюдь не естественно. Во всяком случае, если вы любите своих близких. В человеке, который нам по-настоящему дорог, нам дорого все — даже его недостатки. Без них он не был бы самим собой, а значит, не имел бы тех качеств, которые привязывают вас к нему. Ваши дети учатся не так успешно, как другие? Может быть, но разве они не милее и не живее других? Ваш муж не пользуется достаточным авторитетом? Но зато он так обаятелен. Ведь с характером происходит то же, что и с лицом. Когда любишь по-настоящему, в любимом существе не замечаешь ни причуд, ни морщин. Я знаю, что человек, который мне дорог, мало смыслит в искусстве и, если при нем затронут эту тему, он наговорит немало чепухи. Что мне до того! Я не краснею за него: в нем есть множество иных превосходных качеств. Ведь человек — нечто целое, и я не хочу ничего в нем менять. Иначе это будет уже не мой муж и не мой ребенок.