Письма любимого человека - [2]

Блондинчик Володя вышел проводить друзей до раздевалки на первом этаже. Эмма тем временем убрала со столика посуду, смела крошки со скатерти, поставила, как следует, стулья. Возле стула, на котором сидел улетающий Володя, стоял крохотный чемоданчик. Эмма переставила легонький чемоданчик с пола на стул. Может, это и весь багаж блондинчика? Впрочем, нет, конечно. Просто с тяжелым багажом в ресторан не ходят, сдают в камеру хранения.

Вскоре блондинчик вернулся, прошел на свое место. Эмма видела, как он пристраивал на спинку стула принесенное из гардероба пальто. Шапку положил на свободный стул. Сел, подпер ладонями щеки и, похоже, задремал.

«Слабенький, — подумала о нем Эмма. — Каплю выпил и раскис».

Народу в ресторане не убывало. Однако никто и не подсаживался к придремнувшему Володе. На какое-то время Эмма выпустила его из виду. Когда же обернулась в его сторону, увидела, что он делает ей знак подойти.

— Принесите мне водки, — сказал он.

— По-моему, вы ничего не пьете, — усмехнулась Эмма.

— Вы правы, — сказал он. — У нас на станции сухой закон. Так решили — и точка. Три года никто не нарушал. Но сегодня, мне можно, правда?

Эмма пожала плечами: дескать, ваше дело.

— Нет, вы знаете что? — оживился он. — Я хочу угостить вас шампанским. Вы очень славная девушка, похожи на мою сестру Томку. Завтра я ее увижу и скажу, что она на вас похожа.

Наверно, ему просто хотелось поговорить, надоело сидеть в одиночестве.

— Я не могу, я на работе, — сказала Эмма.

— Да ну, ерунда. Честное слово, вы похожи на Томку. Я смотрю на вас и все больше убеждаюсь…

— Вы меня задерживаете, — мягко сказала Эмма. — Что вам принести?

— Вот видите, какая вы!.. Тогда мне все равно. Можно водки, можно коньяка.

Она принесла ему коньяк, нарезанный лимон и печенье. Ему снова захотелось с нею поговорить.

— А вы давно здесь работаете? — спросил он.

— Полгода.

— Почему же я вас не видел? Я здесь летом бывал. Я бы вас заметил, раз вы похожи на Томку.

— Наверно, вы не попадали в мою смену. Давайте сразу рассчитаемся, — сказала Эмма. И напомнила ему: — Вам скоро к самолету.

— Самолеты, самолеты, в них сидят дяди пилоты… Из серии детских стишков, — говорил он, глуповато улыбаясь. И, доставая бумажник, продолжал. — А что вам привезти из Москвы? Я вернусь весной и попаду как раз в вашу смену. Ага, вот что я вам привезу: огромный букет тюльпанов. Весенних тюльпанов…

Уж не подбивает ли он к ней клинья? Упаси бог — такой невзрачненький! Хватит с нее своего невзрачненького Кости…

— Вот так штука, всем наука! А денег у меня и не хватает, — вдруг сказал он, извлекая из бумажника одну-единственную трешку.

Он сунул ее обратно в бумажник, поднял свой, снова перекочевавший на пол, чемоданчик, раскрыл его и отвернул лежавшее сверху полотенце. Две толстые пачки пятидесяток лежали под ним, еще — электробритва, мыльница, тюбик зубной пасты; какая-то книга.

Он выдернул из пачки две зеленых купюры, одну подал Эмме, другую отправил в бумажник и закрыл чемоданчик.

Был третий час ночи, когда сипловатый голос в динамике сообщил о том, что начинается регистрация билетов на московский рейс. За некоторыми столиками тотчас задвигали стульями, народ стал подниматься и потянулся к выходу. Блондинчик Володя, возможно, не слышал объявления, возможно, решил, что успеет еще; одолеть до конца свой коньяк. Он поднялся минут через пятнадцать, начал надевать пальто, плохо попадая руками в рукава. Нахлобучил косо шапку и побрел к дверям, стараясь ступать твердо, что ему мало удавалось. У дверей он остановился и постоял минуту, что-то напряженно вспоминая. Вспомнил и вернулся за чемоданчиком.

Увидев Эмму, убиравшую с соседнего столика на поднос грязную посуду, он небрежно взмахнул рукой и сказал:

— Гуд бай, гуд бай!.. Я все помню: тюльпаны!..

Эмма унесла поднос на кухню и вернулась в; зал. Из десяти ее столиков семь уже были свободны, за тремя еще сидели. Но ее никто не подзывал и никто ничего не собирался заказывать.

Беспокойство овладело вдруг Эммой. Она прошла вдоль пустующих столиков, поправляя без надобности скатерти, переставляя солонки, горчичницы и вазочки с салфетками. Потом приподняла штору — посмотреть в окно. Но окно разрисовал мороз и ничего нельзя было увидеть.

Эмма вышла из зала и побежала по длинному коридору к служебному туалету. Что-то настойчиво твердило ей, что именно так нужно сделать. Она выключила в туалете свет, в темноте прошла к узкому оконцу. Но это окно вообще сплошь обросло замерзшим снегом. Тогда она встала на раковину, с силой открыла обе створки примерзших к раме форточек и высунула на мороз голову.

Ночь была лунная, и Эмма хорошо видела дорогу, пролегшую через пустырь, отделявший здание ресторана и гостиницы от аэровокзала. Ведь аэропорт был ярко освещен, а вдоль дороги фонарей не было. Сейчас по дороге, пошатываясь, брел человек. Один-единственный. И вдруг он сильно заспотыкался, точно попал на скользкое, и не мог устоять. Он упал и остался лежать на дороге.

Эмма прекрасно знала, что это — блондинчик Володя. У нее засаднило сердце, потом быстро и тревожно застучало. В этот час по дороге не ходят машины. Ну, а если пройдет и раздавит его?.. Или кто-то просто выйдет на дорогу и наткнется?.. Правда, все пассажиры московского рейса давно уже в аэропорту, о ближайших рейсах пока еще не передавали, но кто-нибудь может и появиться на дороге. Блондинчик, конечно, опьянел. Его смело могут ограбить…