Письма - [8]

{* Перевод Самуила Маршака см. на с. 169.}

Да, это, пожалуй, подойдет - но о чем же я говорил? Я издавна придерживаюсь взгляда, всем, конечно, известного: каждая грань мысли является средоточием умственного мира - и две мысли, господствующие в душе человеку, образуют два полюса его мира; на этой оси он вращается и посредством ее устанавливает направление на север или на юг. От перьев к железу {7} - нам всего два шага шагнуть. Теперь же, дорогой друг, я должен сознаться тебе в том, что совсем не уверен в истинности своих предположений. Я никогда не научусь мыслить логически, поскольку отнюдь не забочусь о том, дабы во что бы то ни стало настоять на своей правоте; в философском же настроении стараюсь держаться подальше от пустых пререканий.

13. ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛДСУ

25 марта 1818 г. Тинмут

Тинмут, 25 марта 1818.

Мой милый Рейнолдс! Вечером, в постели,

Когда я засыпал, ко мне слетели

Воспоминанья; дикий, странный рой

Порой смешных, пугающих порой

5 Видений, - все, что несоединимо:

Взгляд ведьмы над устами херувима;

Вольтер {1} в броне и шлеме, со щитом;

Царь Александр {2} в колпаке ночном;

У зеркала Сократ {3} в подтяжках длинных;

10 И Хэзлитт у мисс Эджворт {4} на крестинах;

И Юний Брут, {5} под мухою чуть-чуть,

Уверенно держащий в Сохо {6} путь.

Кто избежал подобных встреч? Возможно,

Какой-нибудь счастливец бестревожный,

15 Кому! в окно не всовывался бес

И в спальню хвост русалочий не лез;

Кому мерещатся повсюду арфы

Эоловы, венки, букеты, шарфы

И прочие отрадные тона.

20 Но жизнь грубей - и требует она

Все новых жертв; взлетает нож, как птица,

В руке жреца, и белая телица

Мычит, изнемогая от тоски;

И, заглушая все, визжат рожки,

25 Творятся возлиянья торопливо;

Из-за зеленых гор на гладь залива

Выходит белый парус; мореход

Бросает якорь в лоно светлых вод,

И гимн плывет над морем и над сушей.

30 Теперь о чудном Озере послушай!

Там Замок Очарованный {7} стоит,

До половины стен листвою скрыт,

Еще дрожащей от меча Урганды... {8}

О, если б Феба точные команды

35 Тот Замок описать мне помогли

И друга средь недуга развлекли!

Он может показаться чем угодно

Жилищем Мерлина, скалой бесплодной

Иль призраком; взгляни на островки

40 Озерные - и эти ручейки

Проворные, что кажутся живыми,

К любви и ненависти не глухими,

И гору, что похожа на курган,

Где спящий похоронен великан.

45 Часть замка, вместе с Троном чародейским,

Построена была Волхвом халдейским;

Другая часть - спустя две тыщи лет

Бароном, исполняющим обет;

Одна из башен - кающейся тяжко

50 Лапландской Ведьмой, ставшею монашкой;

И много здесь не названных частей,

Построенных под стоны всех чертей.

И кажется, что двери замка сами

Умеют растворяться пред гостями;

55 Что створки ставен и замки дверей

Знакомы с пальчиками нежных фей;

И окна светятся голубовато,

Как будто край небес после заката

Иль взор завороженных женских глаз,

60 Когда звучит о старине рассказ.

Глянь! из туманной дали вырастая,

Плывет сюда галера золотая!

Три ряда весел, поднимаясь в лад,

Ее бесшумно к берегу стремят;

65 Вот в тень скалы она вошла - и скрылась;

Труба пропела, - эхо прокатилось

Над Озером; испуганный пастух,

Забыв овец, помчался во весь дух

В деревню; но рассказ его о "чарах"

70 Не поразил ни молодых, ни старых.

О, если бы всегда брала мечта

У солнца заходящего цвета,

Заката краски, яркие как пламя!

Чтоб день души не омрачать тенями

75 Ночей бесплодных. В этот мир борьбой

Мы призваны; но, впрочем, вымпел мой

Не плещется на адмиральском штоке,

И не даю я мудрости уроки.

Высокий смысл, любовь к добру и злу

80 Да не вменят вовек ни в похвалу,

Ни в порицанье мне; не в нашей власти

Суть мира изменить хотя б отчасти.

Но мысль об этом мучит все равно.

Ужель воображенью суждено,

85 Стремясь из тесных рамок, очутиться

В чистилище слепом, где век томиться

И правды не добиться? Есть изъян

Во всяком счастье: мысль! Она в туман

Полуденное солнце облекает

90 И пенье соловья нам отравляет.

Мой милый Рейнолдс! Я бы рассказал

О повести, что я вчера читал

На Устричной скале, - да не читалось!

Был тихий вечер, море колыхалось

95 Успокоительною пеленой,

Обведено серебряной каймой

По берегу; на спинах волн зеленых

Всплывали стебли водорослей сонных;

Мне было и отрадно, и легко;

100 Но я вгляделся слишком глубоко

В пучину океана мирового,

Где каждый жаждет проглотить другого,

Где правят сила, голод и испуг;

И предо мною обнажился вдруг

105 Закон уничтоженья беспощадный,

И стало далеко не так отрадно.

И тем же самым мысли заняты

Сегодня, - хоть весенние цветы

Я собирал и листья земляники,

110 Но все Закон, мне представлялся дикий:

Над жертвой Волк, с добычею Сова,

Малиновка, с остервененьем льва

Когтящая червя... Прочь, мрак угрюмый!

Чужие мысли, черт бы их побрал!

115 Я бы охотно колоколом стал

Миссионерской церкви на Камчатке,

Чтоб эту мерзость подавить в зачатке!

Так будь же здрав, - и Том да будет здрав!

Я в пляс пущусь, тоску пинком прогнав.

120 Но сотня строк - порядочная доза

Для скверных виршей, так что "дальше - проза"... {9}

(Перевод Григоря Кружкова)

Дорогой Рейнолдс,

В надежде развеселить тебя хоть немного, я решился - была не была послать тебе несколько строчек, так что ты извинишь и бессвязный сюжет, и небрежный стих. Я не сомневаюсь, что тебе известен "Очарованный Замок" Клода, и мне хочется, чтобы мое воспоминание о нем доставило тебе удовольствие. Дождь пошел снова: думаю, что от Девоншира мне ничего путного не дождаться. Я прокляну его на чем свет стоит, если за три недели полмесяца будет лить как из ведра.