Письма к Василию Розанову - [21]
Прибавлю еще вот что, для меня весьма важное. У меня есть одно довольно большое и давно начатое сочинение под заглавием «Средний европеец, как идеал и орудие всемирного разрушения». Вы поймете без труда, в какой тесной связи оно состоит с одобряемой вами гипотезой «вторичного смешения и упрощения форм». Едва ли я буду в силах его кончить; силы мои слабеют, и что еще важнее, охота — все меньше и меньше… После 30-летней борьбы утомлен, наконец, несправедливостью, предательством, равнодушием одних; бессилием и неловкостью других; подлостью — третьих…
При моей вере в мистические начала, вам, конечно, не покажется странным, что я придаю большое значение моему заочному знакомству с вами именно тогда, именно тогда, когда во мне случился особого рода внутренний перелом: до прошлого года я считал тот день потерянным, в который я не писал[64]; теперь таких дней множество; и я рад, что могу не писать; рад, что материальные условия жизни позволяют мне забывать о «вознаграждении»; а для «влияния», которого, при всем желании утешить себя иллюзией, я нигде открыть не могу, — не желаю отказываться даже и от гранпасьянса[65], который можно раскладывать по целым часам.
Конечно, я говорю о влиянии серьезном, вроде влияния Каткова, Л. Толстого, Достоевского, Добролюбова и Писарева в свое время; а не о каком-нибудь succes d’estime, вроде Страхова[66] и т. п. Таким-то и я давно пользуюсь. Но ведь это для усталых чувств и угасающих мыслей — возбуждение слабое!
Если бы мы увидались, я бы вам прочел эту рукопись и передал бы ее вам для окончания за меня…
Если бы у меня были теперь лишние деньги, я бы попросил вас принять от меня так или иначе 200–300 р. для свидания со мною и т. д.
Вот почему мне было бы приятно и перевести вас в Москву, если мне еще не судьба этот год умереть[67], а судьба жить у Троицы.
Так как я мало-помалу становлюсь бесполезным, то есть шанс еще пожить: я замечал, что люди бесполезные и невлиятельные долго живут.[68]
Что делать: «Не так живи, как хочется, а так, как Бог велит!»
Письмо 7. 20 июля 1891 г., Опт. п
Вчера получил ваше письмо с извещением, что переходите в Белый и т. д. Прошу вас, известите на ответном бланке[69],куда ж вам теперь более подробно писать: в Елец, в Москву (до 15?), или в Белый?
Александров — доцент по русской литерат.
Мое письмо вас обрадовало, а ваше произвело на меня истинно-удручающее впечатление известием об отсрочке статьи даже до Пасхи! Доживешь ли!? Опять fatum! Опять высшая Сила, с которой бороться нельзя.
К. Леонтьев
Письмо 8. 30 июля 1891 г., Опт. п
Спешу, дорогой Вас. Васильевич, ответить вам в Елец, так как до 8 августа еще далеко.
Как видите, я возвращаю вам вашу статью с моими заметками, которые были сделаны еще в начале июня. Вы ее не требовали, правда, но я все-таки решился возвратить ее, ибо мне так на сердце легче. Вообразите себе девицу, например, которая сознавала в себе и видела и то-то, и то-то, и другие ей подтверждали все это, что она не могла не сознавать в себе, но по какой-то игре судьбы ей в любви серьезной все не удавалось: то улизнет один жених, то другой из расчетов (видимо) предпочтет другую, то третий чего-то побоится; так дожила она, положим, хоть до 35 лет и решилась давно уже не ждать той оценки, которая удовлетворила бы ее. Вдруг откуда-то неожиданно явился человек; он говорит ей именно то, что она уже 20 лет тому назад мечтала слышать… Все давно уснувшие в ней чувства пробудились… Конечно, уж не с той живостью, с какой они могли бы пробудиться прежде, но все-таки проснулись… И что-ж? Опять обман! Этот человек или покидает ее также внезапно, как и явился, или сам умирает, и т. п.
Положение писателя, которого хотя и хвалили, но все не так и не за то именно, за что он сам себя ценит (я за теорию смешения и за указание на негодность славян), — разве не похоже на положение этой женщины?.. Я думаю, что похоже…
Вы говорите: «будьте веселы». По натуре я и так довольно весел, и если взять в расчет года, суровость настоящего православного мировоззрения и несколько неизлечимых и важных недугов, из которых один (сильное и неисправимое без весьма жестокой и опасной операции сужение мочевого канала) беспрестанно за последние года угрожает весьма лютой смертью (ischuria), то могу сказать, что я даже слишком весел и легок духом! Вообще. Но нынешним летом Богу угодно было послать мне разом несколько новых испытаний (в этом числе и значительное ухудшение этой самой болезни), и поэтому я и так давно уже «удручен», молюсь, бодрюсь[70], стараюсь насильно заниматься чем-нибудь, но есть такие нравственные давления, против которых ничего не сделаешь, пока сам Бог не облегчит их хотя бы изменением внешних обстоятельств. И вот в такое-то время я неожиданно встретил вас, и стало хоть с одной стороны светлее… И то еще все в зародыше… Кончайте, не кончайте — это ваше дело. Но мне будет легче, когда я верну вам начало вашей статьи…
Сверх того, мне пришло в голову послать вам две брошюрки Астафьева (в одном переплете). Он один только отдал справедливость моему «смешению». Но кто же читал эти брошюры 5–6 лет тому назад? 20–30 человек. И на лекциях (эти брошюрки — публичные лекции) его собралось едва-едва столько же!
В.В.Розанов несправедливо был забыт, долгое время он оставался за гранью литературы. И дело вовсе не в том, что он мало был кому интересен, а в том, что Розанов — личность сложная и дать ему какую-либо конкретную характеристику было затруднительно. Даже на сегодняшний день мы мало знаем о нём как о личности и писателе. Наследие его обширно и включает в себя более 30 книг по философии, истории, религии, морали, литературе, культуре. Его творчество — одно из наиболее неоднозначных явлений русской культуры.
Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В "Уединенном" Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом. Но после выхода "Уединенное", его признали как творца и петербургского мистика.
«…Я уверяю Вас, что я давно бескорыстно или даже самоотверженно мечтал о Вашем юбилее (я объясню дальше, почему не только бескорыстно, но, быть может, даже и самоотверженно). Но когда я узнал из газет, что ценители Вашего огромного и в то же время столь тонкого таланта собираются праздновать Ваш юбилей, радость моя и лично дружественная, и, так сказать, критическая, ценительская радость была отуманена, не скажу даже слегка, а сильно отуманена: я с ужасом готовился прочесть в каком-нибудь отчете опять ту убийственную строку, которую я прочел в описании юбилея А.
Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы – и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.
В книге приведены уникальные, ранее не публиковавшиеся материалы, в которых представлена культурная среда начала и середины XX века. В письмах и дневниках содержится рассказ о событиях в жизни Марины Цветаевой, Бориса Бессарабова, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Даниила Андреева, Бориса Зайцева, Константина Бальмонта, Льва Шестова, Павла Флоренского, Владимира Фаворского, Аллы Тарасовой, Игоря Ильинского и многих-многих других представителей русской интеллигенции.Дан развернутый комментарий, приведены редкие, впервые публикующиеся фотоматериалы.
Алексей Алексеевич Ухтомский (1875–1942), физиолог с мировым именем, обладал энциклопедическими знаниями в области философии, богословия, литературы и оставил свой след в «потаенном мыслительстве» России 1920-х-1930-х годов. Князь по происхождению, человек глубоко религиозный, он пользовался неслучайным авторитетом среди старообрядцев в Единоверческой церкви. Кардинальные нравственные идеи А. А. Ухтомского, не востребованные XX веком, не восприняты в должной мере и сегодня. Настоящий сборник, включающий дневниковые записи А. А. Ухтомского и его переписку, призван обратить внимание вдумчивого читателя на эту оригинальную интеллектуальную прозу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В десятом томе Полного собрания сочинений публикуются письма Гоголя 1820–1835 годов.http://ruslit.traumlibrary.net.
«Письма» содержат личную переписку Ф. М.Достоевского с друзьями, знакомыми, родственниками за период с 1870 по 1875 годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.