Письма к утраченной - [131]

– Это долгая история.

Джесс напряглась. До сих пор она сидела, прижимая к груди объемистую сумку. Теперь расстегнула замок и достала пачку писем.

– Прежде чем вы начнете рассказывать, миссис Дэниэлс, я верну ваши письма. Возьмите. Они и так слишком долго пробыли вдали от вас. А вот это, что сверху лежит, пришло несколько недель назад. С него и начались наши поиски.

Стелла охнула, с минуту смотрела на письма, прикусив палец. Закрыла глаза, прижала потрепанную пачку к груди. Резче обозначились морщины на лбу, между бровями появилась двойная черточка – признак душевной боли. Оставаться рядом со Стеллой было теперь просто бестактно.

Уилл поднялся, протянул руку Джесс.

– Миссис Дэниэлс, у вас чудесный сад. Можно, мы выйдем, полюбуемся цветами?

– Извините меня. Я, как увидела его почерк, самообладание потеряла. Будто и не было всех этих лет.

Уилл и Джесс прошлись по саду и теперь пили слегка перестоявший чай. Письма были сложены аккуратной стопкой, Стелла нет-нет да и прикасалась к ним. Она после их прочтет, когда останется одна; не нарушит этого действа ни спешкой, ни присутствием посторонних. Когда гости деликатно вышли в сад, Стелла прочитала только последнее письмо Дэна. Его она не выпускала из рук. Гладила бумагу, которой касался Дэн, слышала каждое его слово, написанное так недавно.

«Милая моя девочка…»

Стелла слабо улыбнулась. Ее гостям, конечно, не терпится узнать, почему она исчезла из жизни Дэна. Как неумело и старательно они скрывают любопытство!

– Мы очень любили друг друга, – начала Стелла и усмехнулась – до того тоскливо прозвучали ее слова. – Мы искренне верили, что любовь способна преодолеть все. Пожалуй, кроме смерти. Нам казалось, одна только смерть может нас разлучить.

– А вышло иначе, – вставила Джесс. Она успела расположиться по-домашнему – сняла туфельку, поджала ногу, прислонилась к Уиллу. Стелла отлично помнила эту потребность – обнять, прижаться, хотя бы прикоснуться к возлюбленному. Противиться бесполезно, это она знала по опыту.

– Да, для нас все вышло иначе, – эхом отозвалась Стелла. – Не война нас разлучила, не какой-то там далекий враг. Несчастье таилось куда ближе, можно сказать, подстерегало под боком.

Стелла провела пальцами по выведенному Дэном адресу на конверте, задумалась: как объяснить этой юной паре, что такое домашняя тирания, общественное мнение, женское бесправие?

– Раньше не было такого понятия, как равные права мужчин и женщин, – начала она. – Женщины трудились в тылу, выполняли мужскую работу на фабриках и фермах – но оставались собственностью своих мужей. Родив ребенка, женщина и мечтать не могла о помощи со стороны мужа, все заботы о малыше были на ней, однако в случае развода законодательство лишало мать почти всех прав на дитя. – Стелла глотнула остывшего чаю, поморщилась. – А в моем случае речь не шла вообще ни о каких правах.

– Почему?

– Потому что я совершила адюльтер, или прелюбодеяние. Изменила мужу. А значит, мне нельзя доверить воспитание ребенка. В те времена разведенная женщина автоматически считалась запятнанной, грязной. Чтобы развестись с Чарлзом, мне пришлось бы объявить о своей неверности, а это значило, что мне не позволили бы не только забрать Дэйзи, но даже видеться с ней.

Джесс от возмущения даже выпрямилась:

– Это же несправедливо!

– Особенно если учесть, что Чарлз тоже был неверным мужем.

Увидев, как опешили Уилл и Джесс, Стелла горько улыбнулась.

– О да, Чарлз состоял в любовной связи, еще когда женился на мне. Знал, что я слишком наивна, ничего не заподозрю. Его любовник был шафером на нашей свадьбе.

Уилл даже чашку до рта не донес.

– Чарлз был геем?

– Вот именно. Хотя никому это и в голову не приходило. А если бы я вздумала просветить общественность, меня сочли бы сумасшедшей. Как можно, священник, семейный человек – и вдруг гомосексуалист! Вдобавок все прихожанки души в нем не чаяли. Он умел быть очень обаятельным. В то, что Чарлз избил меня и изнасиловал, тоже никто не поверил бы. Сколько раз я спрашивала себя: неужели нельзя было быть смелее, открыть правду в тот день, когда Дэн вернулся за мной?.. В любом случае я опоздала. Я молчала слишком долго. После избиения я сидела дома, прятала синяки. И преуспела в этом – никто их не видел. Я позволила обращаться с собой как с неумехой, которая собственного ребенка обиходить не в состоянии. Я даже Нэнси не рассказала правду о своем замужестве. Думала, что веду себя правильно, – а на самом деле поставила печать на собственной судьбе. Я…

Стелла замолчала.

Много лет она словно балансировала на краю пропасти – подавляла желание спрыгнуть, теряла и находила равновесие, бросала все силы на то, чтобы не смотреть вниз, на острые скалы и пенящиеся волны, шла дальше. Постепенно она притерпелась к опасности, научилась ступать увереннее, свыклась со страхом. А теперь у нее было чувство, что она видит всё ту же пучину – но только впервые, и годы, потраченные на адаптацию, ничего ей не дали.

– Совсем необязательно говорить об этом, если вам тяжело или неприятно, – сказала Джесс.

Стелла кивнула. Только что она впервые озвучила свою историю. До сих пор она старалась избегать даже мыслей о прошлом. Герметично запечатала их, задвинула в глубину сознания. Может, лучше – по крайней мере безопаснее – там их и оставить, не вскрывать упаковку. Стелла взглянула на письмо, сердце сжалось при виде знакомого, дорогого почерка. «