Письма к госпоже Каландрини - [11]

; существуют сборники эстампов, которые стоят до двухсот ливров, и иные дамы доходят до такого безумия, что вырезывают эстампы по сто ливров штука. Если и дальше так пойдет, того и гляди начнут вырезывать картины Рафаэля. Я уже стара, и надо мной мода не властна.

Прощайте, сударыня, позвольте мне обнять вашего мужа и любезную вашу дочь. Я уже устала писать вам обо всех этих новостях, в сущности безразличных нам обеим.

Посылаю вам письмо маркиза де Ла Ривьера к мадемуазель Дезульер и ответ последней [128]. И то и другое все находят очень милым.

Письмо маркиза де Ла Ривьера к мадемуазель Дезульер.

Вы потому душой орлица,

Что и родитель ваш – орел.

В вас продолжает нам светиться

Его достоинств ореол.

При вас у всех светлеют лица.

Любимица богов самих,

Вы говорите языком их,

И сладостен мне образ их

В глазах пленительно знакомых.

Я вам пишу из года в год.

Вот новое из сих посланий,

Хоть возраст у меня уж тот,

Когда не платят чувству дани.

«Уместны в юности поэзия и пыл», —

Благопристойность мне вещает,

Но в сердце пышет жар, и он мой ум пьянил,

И пренебречь годами наущает.

Когда бы знали вы, как мне огонь мой мил!

Пусть вам я покажусь нескромен,

Однако сей души феномен

Ведь и в художестве таков:

Чем время убежало дале,

Тем красочней заполыхали

Полотна старых мастеров.

А вы коль всем добро творите,

То и фортуне сей же час

Мои глаза лишь подарите.

О. как она возлюбит вас!

Ответ мадемуазель Дезульер.

Пребудьте в пустыни своей;

Страшны мне ваши объясненья

И мука вечного сердечного влеченья.

Все возрасты знакомы с ней.

Не вашего ли возвращенья

Сама ждала я столько дней!

И вот вас вижу каждый день я,

Но пусть спасет вас от крушенья

Благоразумия Борей.

Пребудьте в пустыни своей.

Амур – изменник и злодей.

Я так боюсь его затей!

Он то и дело в ваши сети

Заманивал красавиц всех на свете,

И в душу мне любови эти

Легли бы тысячью теней.

Пребудьте в пустыни своей.

От ваших пламенных речей,

Которые, как прежде, смелы,

Хочу укрыться поскорей.

Мне кажется, амура стрелы

Не стали для меня тупей.

Пребудьте в пустыни своей.

Ах, право, водворить сумей,

Божок крылатый, мир меж нами скорый

И нашими сердцами овладей,

То что сказала бы та дама, пред которой

И лев бы стал овцы смирней,

Та, чьи бессмертные стихи ручья звончей?

Ведь громким именем обязана я ей.

Вы мысленно к ней обратите взоры

И вмиг увидите, что я от дамы сей

Взяла лишь нежный блеск ее очей.

Но, чтоб не встретить их укоры,

Пребудьте в пустыни своей.

Письмо IX

Из Парижа, август 1727.

Позавчерашнего дня получила я дружеское ваше письмо; в нижеследующих строках вы найдете ответ на все ваши вопросы. Начну с парижских новостей. Королева разрешилась от бремени двумя младенцами [129] – весьма огорчительно, сударыня, что нет в их числе мальчиков. Весь Париж ликовал, когда известно стало, что королева в тягости, но известие о рождении двух принцесс встречено было с куда меньшей радостью; родились они за шесть недель до срока. Канцлер вернулся из ссылки, но печати еще не получил [130]. Принц де Кариньян все так же влюблен в свою Антье. Эта тварь увлеклась генеральным откупщиком г-ном де Ла Поплиньером [131], острословом и слагателем песенок, – впрочем, собой он весьма нехорош. Г-н де Кариньян свел с ним дружбу, как это делают мужья в отношении любовников своих жен. Но принц – итальянец, а значит приметлив и до невозможности ревнив. Несколько дней назад он попросил Антье, чтобы та приехала к нему в его загородный домик, что в Булонском лесу [132]; она согласилась, но пожелала, чтобы был приглашен Ла Поплиньер. А тот вовсе этого и не хотел – принцу долго пришлось его уламывать, пока он согласился. Во время ужина Антье с откупщиком обменивались красноречивыми взглядами, что принцем было замечено и привело его в весьма дурное расположение духа. Пришло время ложиться спать, и поскольку домик очень мал и в нем всего две кровати, Антье легла с принцем, а Ла Поплиньер в соседней с ними комнате. Но сия особа пожелала и со своей стороны оказать откупщику гостеприимство, и как только принц уснул, отправилась к соседу. Когда г-н де Кариньян проснулся и обнаружил, что его голубка упорхнула, ему не пришлось далеко ее искать. У него хватило духу выслушать самые невероятные оскорбления – он же еще остался в дураках. Многие уверяют, будто этот бездельник Ла Поплиньер вооружен был двумя пистолетами и стращал ими отвергнутого беднягу, и тот вернулся в Париж вне себя от бешенства и в отчаянии бросился к своей жене и, так как весь кипел от негодования, выложил ей все, что с ним приключилось. Та стала ему говорить, что вот-де, он давно уже несчастлив из-за этой твари, что таких особ надо примерно наказывать, чтобы другим повадно не было, что она просит у него позволения подать жалобу и добиться предписания на заключение ее в смирительный дом. Принц был в такой ярости, что дал свое согласие. А принцесса, не теряя ни минуты, отправилась в Версаль и получила у кардинала предписание; вслед за тем красотку арестовали – она была в неописуемом отчаянии. Дома у нее было сорок тысяч ливров золотом, но, когда она захотела взять их с собой, ей разрешили взять из них только триста и препроводили в Сент-Пелажи