Письма к ближним - [14]

Неясность понимания здесь происходит от слишком устаревших, потерявших смысл названий: «среднее и высшее образование». Предполагается, что гимназии дают среднюю образованность, а университеты, институты, академии – высшую. Но это совершенно неверно. По огромному вниманию государства к средней школе и тому волнению, которое переживает общество по поводу реформы гимназий, чувствуется, что, несмотря на устаревшие термины, так называемое среднее образование и есть именно то, что составляет народную образованность, и что именно оно всего нужнее стране. Чтобы резче оттенить мою мысль, позвольте выразиться несколько парадоксально. Мне кажется, что высшие школы вовсе не дают образования: они дают только ученость. Они заканчивают не общее, а какое-нибудь специальное развитие человека, как юриста, историка, физика, химика, инженера, врача. У людей, прошедших теперешнюю высшую школу, общее образование ничуть не выше, чем у людей средней школы; иногда, пожалуй, даже ниже. Специализировавшись на какой-нибудь отрасли знаний, человек невольно отстает от всех остальных, тогда как юноша с духовной жаждою, оставшийся при среднем образовании, невольно интересуется всем на свете. Путем самостоятельного чтения он продолжает познание по тем многочисленным направлениям, какие заложены в программе средней школы. Старинное слово «университет» совершенно не подходит к теперешней высшей школе, она теперь для этого слишком специальна. Университетом теперь следовало бы называть хорошо поставленную гимназию, с развитием тех высших классов ее, которые когда-то входили в университетскую программу. Конечно, специальные школы всегда останутся высшими курсами наук, но только своих наук. С дальнейшим ростом знаний нужно ждать дальнейшей специализации их, дальнейшего дробления факультетов. За общим курсом юридических или других наук непременно должны будут учреждаться особенные школы, например только государственного права или только химии. Эти сверхуниверситеты уже и появились в виде семинарий высших наук, напр. по филологии, археологии и т. п. Ясно, что чем дальше идет учение человека, тем более оно суживается и тем более теряет характер образования. Между тем все понимают, что стране нужны не столько ученые люди, сколько образованные, что специалисты требуются лишь как представители знаний, тогда как образованные люди представительствуют нечто большее. Они представители миросозерцания данной эпохи, национального разума, представители культурного процесса, всегда идущего в народе. В тысяче точек, безусловно, необходимы специалисты, но в миллионе точек нужны образованные люди. Пусть они будут невежественны в химии, в торговом праве, в мыловарении, в греческом синтаксисе, но зато они должны нести в себе дух своего века, дух истории страны, ее искусства, литературы, а главное – того огромного, неуловимого, бесконечно важного предмета, который называется действительностью, который нигде не преподается, но который один дает окончательное образование. Глубокий химик или филолог хоть и живут среди действительности, но удалены от нее более, нежели люди гражданского быта, чиновники, купцы, офицеры, священники. Вообще «специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя», как верно выразился известный мудрец.

Государство обдумывает теперь не специальности, а более важную свою нужду – общее образование, тот процесс, которым вырабатывается образованное сословие. Задача огромного государственного значения. Специалисты на худой конец могут быть выписаны из заграницы, как это и делалось и до сих пор иногда делается, – но образованное общество из заграницы не выпишешь. Оно должно вырасти дома, оно должно быть национальным, оно – как стихия – должно создаваться в неизмеримо более огромном масштабе, нежели горсть специалистов. Если у нас установился взгляд, что человек, не прошедший высшей школы, недостаточно образован и ему нельзя поручить место, напр., акцизного или податного чиновника, то это странное суеверие, опровергаемое жизнью на каждом шагу. Оно возникло из неразличения, что такое наука и что такое образованность, из неуважения к природному разуму, из рабского преклонения пред книжной ученостью. В старину, при Сперанском, когда у нас почти не было средней школы или она была элементарна, когда университеты давали более общее, чем специальное, образование, тогда был смысл требовать высшего диплома для рядовой государственной службы, нынче же роли школ значительно изменились. Гимназия разрослась, вобрала в себя некоторые общие курсы старого университета, сделалась общедоступной, – университет же вместе с ростом наук разбился на специальности, приобрел многое в учености и потерял почти все в универсальности. Традиционное предпочтение специального диплома общему теперь держится уже как рутина. На самом же деле насколько необходимы сведущие специалисты, приставленные к практическому делу, настолько бесполезны и уже ни на что не годны малосведущие специалисты, болтающиеся без дела, отставшие от своей специальности. Эти юристы, служащие по акцизной или почтовой части, эти доктора или математики, дающие уроки истории и пишущие романы, все эти люди чаще всего с пониженным образованием в сравнении с теми, кто не тратил четырех-пяти лет на овладение специальными сведениями, оказавшимися потом ненужными. Мне кажется, теперь, когда мы в начале народно-культурного развития, мы еще можем позволить себе расточительность интеллигентных сил, но с каждым десятилетием это будет труднее допустимо, и наконец страна должна будет ввести строгую экономию в это высшее свое хозяйство. Нужно будет так устроить, чтобы средняя школа, самая продолжительная по числу лет, давала бы законченное общее образование, чтобы это образование считалось достаточным для всякого рода деятельности, кроме узкоспециальных, и чтобы узкоспециальное познание пользовалось привилегией лишь в своей, строго определенной области. При таком условии в так называемые высшие школы шли бы только люди определившегося призвания, которые действительно могли бы быть хорошими специалистами. Не было бы в высших школах той страшной толкотни и тесноты, которые очень часто парализуют самую возможность обучения. Если из задних рядов огромной, как площадь, аудитории не слышно профессора, если нет возможности спросить у него объяснения, если натуралистам приходится заниматься практическими работами по очереди, за неимением места в лабораториях, если профессорам приходится работать на две смены, переутомляясь во время экзаменов до одурения, то все это не просто нелепость, а нелепость губительная, убивающая самое существо дела, для которого пришли в школу. Получается учение «для проформы», насквозь фиктивное, полное недобросовестнейшего обмана. Студенты делают вид, что что-то знают, профессора делают вид, что верят им, и ставят удовлетворительный балл, и затем все это прикрывается, как фиговым листом, дипломом с огромною печатью и «правами». Молодые люди в погоне не за знаниями, а за этими правами теряют лучшие свои годы, отстают в общем образовании и выходят часто круглыми невеждами, чтобы занимать потом ответственные места. Вместо того чтобы обеспечить на этих местах присутствие действительно образованных людей, государство принуждено терпеть людей без знания и без развития, с фальшивою, так сказать, пробою. «Человек с высшим образованием», а на самом деле часто это жалкий недоучка, ищущий «хоть каких-нибудь занятий». Мне кажется, пора освободить школу и общество от ложного представления, будто специальное образование есть высшее образование, пора эмансипировать последнее от учености и вообще разграничить эти два понятия в политических правах. Если школьная ученость будет лишена исключительных привилегий вне своей специальности, то толпа учащихся отхлынет от так называемой высшей школы к великой выгоде и школы, и общества. В школе будет просторнее, в ней будут, наконец, действительно учиться, в ней специальные знания будет находить молодежь, действительно ищущая их. «А остальная толпа?» – спросите вы. А остальная толпа, без определенного призвания, без исключительного таланта, хорошо сделает, если останется при общем образовании и примется поскорее за практическую работу. Ей должно быть обеспечено хорошее общее образование и должны быть предоставлены общие права, причем сама практическая работа, сама жизнь должна давать отличия и преимущества. Решающим критерием в карьере образованных людей должен быть не диплом, а талант.