Письма из прошлого - [9]

Так что с выбором профессии он определился очень рано и с тех пор неотступно шел к своей цели. В школе налегал на математику, биологию и химию, которые и так, впрочем, давались ему легче всего, а летом, уже начиная с восьмого класса, мама всегда устраивала сына санитаром в свою клинику, чтобы он знакомился с будущей специальностью не по книгам и рассказам родителей, а на собственном опыте.

Неудивительно, что вступительные экзамены в медицинский институт он сдал легко, без какого-либо напряжения. Тем более что добрая половина педагогов института, включая завкафедрой Андрея Сергеевича Старицына, были знакомы с Димой. Отвечая на вопросы экзаменаторов, он чувствовал себя так, будто говорил о совершенно обыденных и самых элементарных вещах. Точно так же без особых проблем он и учился все шесть лет. На старших курсах уже вовсю практиковался в клинике родителей, так что в интернатуру, а потом в ординатуру тоже попал без всяких проволочек. Всего за несколько лет Дима зарекомендовал себя как прекрасный специалист. И к двадцати девяти годам (после того как спившегося Петровича спешно отправили на пенсию) стал заместителем главного врача клиники, которую когда-то возглавляла мать, а еще раньше — отец. Казалось бы — чего еще желать? Успешная карьера, обширная частная практика, которая позволяла жить, не беспокоясь о завтрашнем дне. Все шло как нельзя лучше. Но Дима наоборот — чудом не впал в депрессию. Потому что в какой-то момент вдруг четко осознал, что у него нет больше никаких перспектив.

Максимум, на что еще он мог рассчитывать в обозримом будущем, — это должность главного врача. И то не раньше, чем лет через двадцать, а то и тридцать. Его шефиня, главврач, была женщина не старая и весьма энергичная, и дожидаться, пока она освободит свое место, он мог еще очень и очень долго. Да и эта должность — все, потолок. Никаких других вариантов продвинуться по карьерной лестнице у него в родном городе не было. Да, частная практика, это, конечно, хорошо и более или менее денежно… Но не так уж велик их город, и не так много в нем состоятельных людей, которые нуждались в услугах психиатра. Времена наступили такие, что общество четко разделилось на две неравные категории — тонкую прослойку элиты и необъятную серую массу простых людей, у которых не было лишних денег на лечение у частного психиатра. По-хорошему, ему бы стоило уехать из этого города, пока он был еще молод и считался перспективным… Но куда? Дима отлично понимал, что ни в Москве, ни в Питере, ни тем более за границей его никто не ждет, там и своих специалистов полно. В надежде, что его заметят и сделают какое-нибудь выгодное предложение, Дмитрий постоянно практиковался в английском языке, публиковал статьи в международных профессиональных изданиях, активно участвовал в симпозиумах, ездил на всевозможные конференции и повышения квалификации, но ощутимых результатов это не приносило. Так стоит ли удивляться, что он постепенно начал впадать в депрессию и увлекся спиртным? Тем более что и в остальных сторонах его жизни дело обстояло не многим лучше.

К своей семье Дмитрий относился как к чему-то обыденному. Супружеская жизнь, считал он, — это что-то вроде чистки зубов, необходимо для здоровья, да и последующее ощущение свежести по-своему приятное, но ничего особо интересного или радостного в самой процедуре нет, просто повседневная необходимость. Он женился на Наде не по зову сердца и уж тем более не потому, что испытывал потребность создать семью — да у кого из юношей есть такая потребность в двадцать-то лет? Просто так уж сложились обстоятельства.

Будучи профессионалом в области изучения человеческой психики, Дмитрий давно уже разобрался с собой и понял, что совсем не является иллюстрацией к учению старого доброго дедушки Фрейда, как называли они с коллегами основателя теории психоанализа. Даже в подростковом возрасте, в период бурного полового созревания, сексуальный вопрос интересовал Диму не столь сильно, как практически всех его ровесников. Тонкости будущей профессии — многообразие внутреннего мира человека и зыбкая, совершенно неопределенная грань между тем, что считается нормой, и тем, что принято относить к патологии, — занимала его ничуть не меньше, а то даже и больше, чем сфера интимных отношений. Но так уж часто случается в жизни: то, о чем многие мечтают, нередко оказывается у того, кому это не особенно-то и нужно.

Женщинам Дима начал нравиться очень рано. От природы ему достался чуть ли не полный комплект того, что в современной культуре принято считать красивым: большие выразительные глаза, густые волосы, крупные и правильные черты лица, высокий рост и хорошая фигура. Яркая внешность, заставлявшая невольно обращать на него внимание, сочеталась в Диме с уверенностью в себе. Как многие дети, чьим воспитанием и развитием занимались любовно и тщательно, он обгонял сверстников по развитию, и классу к восьмому уже держался и рассуждал совершенно как взрослый. К тому же он всегда был модно и красиво одет, поскольку для Щеголевых не существовало проблемы дефицита. У Димы было все или, по крайней мере, почти все, о чем мечтали его сверстники, от фирменной одежды до магнитофонных записей и пластинок с популярной зарубежной музыкой. И разумеется, подобное сочетание всевозможных достоинств не могло не вызывать интереса у девушек. Чуть ли не все девушки школы были влюблены в Диму Щеголева, ему писали записки, обрывали телефон и назначали свидания. Самому ему даже не нужно было проявлять инициативу — он просто шел девушкам навстречу. Успех у прекрасного пола льстил его самолюбию и значительно поднимал его в глазах друзей — а какой парень от этого откажется? Дима не заводил ни с кем длительных отношений, поскольку не испытывал ни к кому сильных привязанностей, и встречался со всеми симпатичными девчонками, стараясь никого не обижать, но и особо никого не обнадеживать. Когда он приобрел первый интимный опыт с одной из медсестер из родительской клиники, ему не исполнилось еще и пятнадцати лет. И далее все шло по той же накатанной схеме — сначала в школе, потом в институте. До тех пор, пока не случилась эта история с Надей, которая, к его удивлению, здорово выбила его из колеи.