Письма Г. В. Адамовича И. В. Одоевцевой и Г. В. Иванову (1955–1958) - [20]
Bien chere Madam, отвечаю, как видите, немедленно
Отчего Вы не написали, что с Жоржем? «Еще неизвестно». Но голова, печень, живот – что? И сколько он пробудет в больнице? Я вижу, что Вы взволнованы, и очень сочувствую.
Теперь о делах.
На что именно нужны деньги? Для лечения сейчас или для переезда в другое место, совсем из этого дома? Я понимаю, что деньги нужны всегда и для всего, но надо же объяснить другим, а другие насчет денег тупы или притворяются тупыми.
Сделать подписку в газете – бессмысленно, да и едва ли Вейнбаум согласится. Они именно сейчас делают сбор на Литературный фонд, как раз для помощи писателям, и, значит, отдельные случаи включаются в общие. Собрали уже около 10 тысяч долларов и соберут еще. Подписка о Жорже отдельно, даже если Вы Вейнбаума уломаете, кроме клянчания и позора ничего не даст, т. е. даст гроши. Недавно собирали на Гребенщикова, у которого удар, – и собрали что-то позорное (30 долларов, кажется). Вы скажете – это на Жоржа, но в Америке Гребенщиков – Лев Толстой. Еще был случай с женой Зайцева, тоже удар. Им Вейнбаум написал: «только через Фонд», и Фонд им помогает, т. к. она больна до сих пор.
Так вот: если деньги нужны для лечения, то пишите Вейнбауму (Марк Ефимович) и Полякову, а я напишу обоим, кроме того, от себя, хотя они просили никогда ни за кого не «заступаться». Но я напишу, что случай исключительный. Сейчас в Фонде есть деньги, больше, чем бывало.
Если Вы хотите переехать из Hyeres, то куда? Если жить частной жизнью, скажем, в Париже, то никакой подписки, никакого Фонда на это не хватит, и то, что Вы пишете о «позоре эмиграции», ничего не поможет. Да, позор эмиграции, но эмиграция предпочитает быть опозоренной, а денежки попридержать, если понимаете, душка! Но вот другое: если Вы хотите еще раз попытаться переехать в дом под Парижем, то пришлите мне какую-нибудь attestation или вроде от главного иерского доктора, и я еще раз поеду к Долгополову, попытаюсь его уговорить. Может быть, он наконец размякнет. Еще совет: напишите Вере Николаевне Буниной, расскажите, спросите, как быть, – она маг и волшебник по части сборов, хотя сильно сдала. Если я ей скажу, будет не то: Вы – психолог, сами знаете, что когда человека просят прямо, то действует иначе, чем через другого.
Вот единственное, что мне приходит в голову. Не думайте, что я от чего-либо уклоняюсь: нет, я заранее на все согласен, но согласен на то, что может дать результат, а не на бессмыслицу. А главное – Вам ведь не 20 долларов нужно, а побольше и надолго. По-моему, лучше – еще раз подействовать на Долгополова. Кстати, в Gagny нет Кровопускова, он умер, м. б., там теперь было бы легче… (Но вот соображение a cote>296: как же будет с Amigo, если бы Вы уехали? И хватит ли Вашей бессердечности его оставить?!)
У меня есть слабая надежда – проект – мечта поехать на Пасху в Ниццу, ибо я тут замерз и скис, а там есть солнце и аллегорическое впридачу к настоящему. Не знаю, поеду ли: все дело в деньгах, конечно. Но если поеду, на обратном пути приеду к Вам.
В Париже я sauf imprevu>297 буду 20 марта. Но напишите еще сюда (если ответите сразу). Гуль молчит после письменной бомбардировки: вероятно, обижен.
До свидания, Courage>298, все будет хорошо, – вопреки тому, что Жорж пишет в стихах! Je n’en doute pas>299.
Ваш Г. A.
42. Г. В. Адамович – И. В. Одоевцевой
Paris 22/III–58
Дорогая Мадам
Я сейчас приехал в Париж и нашел Ваше письмо.
Вы пишете, что мое письмо Вас «сильно огорчило». Наверно не так, как Ваше меня. И удивило. На старости лет я стал крайне чувствителен к таким вещам. То, что Вы мне написали, ничем с моей стороны не вызвано. Я не помню, конечно, своих выражений, но помню чувство, с которым раскрыл сейчас Ваше письмо, не подозревая, что в нем. Но не будем «выяснять отношений». Ни к чему, и все равно каждый скажет, что прав он. Passion n’en parlons plus!>300 Но остаюсь при своем удивлении и огорчении.
Дальше следуют пункты:
1) В понедельник я пойду к Водову, узнаю, что он делает, и поговорю с ним. Потом я Вам напишу.
2) Вейнбаум. Вы не хотите понять, что он с Фондом – одно и то же. Он им гордится, все делает для него. Вам кажутся «нелепыми» мои слова, что он воззвания не напечатает. Но это почти наверно так. Сейчас Фонд как раз собирает деньги – и он скажет: на что же мы собираем, если не на это? Ваши сведения о 600 долларов для Гребенщикова – фантастичны. Я не помню, сколько собрали точно, но читал и думал: какие гроши!
Вот что я предлагаю как самое лучшее в смысле результата и в смысле воздействия на Вейнбаума:
Письмо о Жорже и сборе должно быть от нескольких людей, и хорошо бы, чтобы подписал и Карпович (и, пожалуй, Гуль). Кажется, Карпович Ваш друг>301, а он в Америке – столп. Вы поймите, что мне не трудно письмо написать и подписать одному, но Вы сильно преувеличиваете мое значение, в особенности для Америки. Я поговорю с Водовым, должен бы подписать и он, и если Вейнбаум поместит, то надо бы перепечатать в «Русской мысли», хотя Париж даст мало. Хорошо бы, чтобы подписал Зайцев, но он увильнет, лист утрачен
«случилось», как Вы пишете теперь. В больницу ложатся и с гриппом, если дома мало ухода. Еще раз: что с ним? Вы возмутились, что я написал об Amigo. Но и в Вашем письме была целая страница «о своем, о женском», правда, о моем, а не Вашем. Кстати, если все, что Вы об этом бедном испанце писали, – верно, я остаюсь при своем мнении, malgre tout
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Георгий Адамович - прозаик, эссеист, поэт, один из ведущих литературных критиков русского зарубежья.Его считали избалованным и капризным, парадоксальным, изменчивым и неожиданным во вкусах и пристрастиях. Он нередко поклонялся тому, что сжигал, его трактовки одних и тех же авторов бывали подчас полярно противоположными... Но не это было главным. В своих лучших и итоговых работах Адамович был подлинным "арбитром вкуса".Одиночество - это условие существования русской литературы в эмиграции. Оторванная от родной почвы, затерянная в иноязычном мире, подвергаемая соблазнам культурной ассимиляции, она взамен обрела самое дорогое - свободу.Критические эссе, посвященные творчеству В.Набокова, Д.Мережковского, И.Бунина, З.Гиппиус, М.Алданова, Б.Зайцева и др., - не только рассуждения о силе, мастерстве, успехах и неудачах писателей русского зарубежья - это и повесть о стойкости людей, в бесприютном одиночестве отстоявших свободу и достоинство творчества.СодержаниеОдиночество и свобода ЭссеМережковский ЭссеШмелев ЭссеБунин ЭссеЕще о Бунине:По поводу "Воспоминаний" ЭссеПо поводу "Темных аллей" Эссе"Освобождение Толстого" ЭссеАлданов ЭссеЗинаида Гиппиус ЭссеРемизов ЭссеБорис Зайцев ЭссеВладимир Набоков ЭссеТэффи ЭссеКуприн ЭссеВячеслав Иванов и Лев Шестов ЭссеТрое (Поплавский, Штейгер, Фельзен)Поплавский ЭссеАнатолий Штейгер ЭссеЮрий Фельзен ЭссеСомнения и надежды Эссе.
Русская фантастическая проза Серебряного века все еще остается terra incognita — белым пятном на литературной карте. Немало замечательных произведений как видных, так и менее именитых авторов до сих пор похоронены на страницах книг и журналов конца XIX — первых десятилетий XX столетия. Зачастую они неизвестны даже специалистам, не говоря уже о широком круге читателей. Этот богатейший и интереснейший пласт литературы Серебряного века по-прежнему пребывает в незаслуженном забвении. Антология «Фантастика Серебряного века» призвана восполнить создавшийся пробел.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.