Письма - [12]

Посылаю тебе стихи на последний великий случай. Я, счастливец, внушил их достойному соратнику парнасскому графа Дмитрия Ивановича {3}.

Что сказать о моей жизни? Живу домоседом. Соня моя все хворала. Переписываю, то есть чужими руками, пьесы для "Цветов" и печатаю их. "Эду" тоже. Всякое утро хожу в должность и занимаюсь {4}. Не чудо ли это? Всякий день думаю о стихах и, кажется, скоро размахнусь, и, даст бог, размах будет не пустой и не слабый. Прощай.

Длв.

55. М. Л. ЯКОВЛЕВ И А. А. ДЕЛЬВИГ – В. Д. ВОЛЬХОВСКОМУ

4 января 1826 г. Петербург

Яковлев:

СПб. 4 генваря 1826.

Лишь только ты уехал из Петербурга {1}, молва прошла, что ты полковник! – Мы молве тотчас поверили, потому что не находили тут ничего несбыточного; а еще более убедились в том, когда свитские офицеры подтвердили общие слухи, – но через месяц решительно сказали, что ты все пане Капитане, и мы, подосадуя на молву, пожелали тебе от души всех возможных благ в будущем!

Письмо твое к Дельвигу {2} нас очень порадовало. Хоть передавать вести с берегов реки Чараканы на берега Невы и не так-то легко и удобно, но тем приятнее должна быть всякая от тебя весть, когда ты найдешь удобный случай сказать нам что-нибудь о себе.

Наши, кроме Дельвига, во все время были здоровы, да и сам Антон начинает оправляться, ты помнишь, я думаю, его всегдашнюю болезнь – лихорадку: она-то недавно потревожила его тучность.

Саврасов сдал было роту; но полковник его сделан на днях бригадным, и рыжему опять приходится хлопотать с ротой.

Малиновского давно не видал, – он здоров, не совсем весел, по причине, которая должна быть тебе слишком известна. Долго ли он у нас пробудет, и того не знаю.

Корф занят, занят, занят, – я с ним редко вижусь.

Корнилов щеголяет с Анною в петлице, и она придает еще более важности его массивной фигуре.

Тырков укатил в свои поместья, но скоро возвратится.

Об Есакове нет ни слуху, ни духу, и о Мясоедове также; от Матюшкина есть вести. Он здоров. Вот все, что я знаю.

Комовский, лисичка по-прежнему – служит хорошо, кроме должности по Смольному монастырю, он участвует в занятиях по Министерству просвещения.

Мартынов – столоначальник, кавалер Анны 3-й степени. Чего ж ему больше?

Илличевский как путешественник, наблюдатель, марширует по Петербургу с золотыми очками, без которых ничего не значили бы его проницательные очи. Представлен к Владимирскому кресту, а ему очень хочется быть кавалером разных орденов. Честолюбия у Алексея Дамьяновича довольно, мы это с тобой давно знаем.

Стевен улетел на родину.

Костенского никто не видит. Или он ходит под шляпкой-невидимкой, или… или… не прид‹ум›аю, что сказать.

Юдин, Гревениц; Гревениц, Юдин und weiter nichts {И больше ничего (нем.). – Ред.}. Посмотрим, что Яковлев теперь скажет об Яковлеве:

1. Он тебя с прошедшими праздниками и Новым годом поздравляет и всех благ желает.

2. Что он любит тебя по-прежнему.

3. Что ему не удается много паясить, потому что занят делом, и, наконец,

4. Что он перестал на время влюбляться.

P. S. Недавно виделся с твоим братом. Столкнулись голодные в ресторации. Молодец!

Льва Сергеевича давно не видал. Он не унывает, горюет, хоть и есть о чем.

Комиссию Дмитрия исполним, как только Стевен возвратится из Финляндии.

Дельвиг:

Милый друг, письмо твое едва было получено, сейчас доставлено Яковлеву для круговой передачи, но Яковлев не показывал его никому. И до того ли ему? Он пьет с шампанским жженку и каждый день влюбляется в новую красоту. Насилу я его, отъездом Льва Пушкина, убедил написать к тебе вышеследующее письмо, оригинальное, совершенное в своем роде. – Жена моя тебе очень кланяется, желает здоровья и побед, я тоже. Насилу пишу, я уже около двух месяцев болен. Пиши и люби

Д‹ельвига› {*}

{* Подпись оторвана. (Примеч. сост.)}

56. Е. А. БАРАТЫНСКОМУ

8 января 1826 г. Петербург

Откликнись, милый друг, перестань писать мне, что тебе некогда писать к Дельвигу, и разговорись по-прежнему. Ужели ты нашел другого поверенного в поэзии и любви или уж не тонешь ли в пропасти пустоты Московской? {1} Письма ко мне могут послужить тебе доскою, за которую хватаются утопающие. Надеюсь, что воспоминание о товарище разнообразной и живой жизни может иногда пробуждать Евгения к деятельности сердечной. Никогда подобного не случалось с тобою. Ежели ты болен, хоть бы милому Муханову сказал, чтобы он что-нибудь написал об тебе. Кстати: напиши мне, как зовут Муханова? Он так был добр ко мне, что я при всей лености горю желанием благодарить его письменно, и притом мне нужно будет возвратить ему несколько стихов, не вошедших в состав "Северных цветов", с изъяснением причин {2}. – Кланяйся ему покамест. С тех пор как ты молчишь или отнеки‹ва‹ешься недосугом, сколько перемен было перед глазами твоего друга. Сколько ужасов! Но, слава богу, все кончилось счастливо для России, и я с радостию поздравляю тебя с Новым годом и с новым императором. Дай бог тебе начать новую жизнь для счастия и продолжать старую для дружбы. Поздравь от меня твое почтенное семейство. Уверь их в моей родственной любви. Сонинька моя тебе очень кланяется, поздравляет с Новым годом и удивляется, с беспокойством о здоровье твоем, упорному твоему молчанию. Мы проводим очень тихо и мило нашу жизнь. Несколько добрых родственниц, несколько старых друзей составляют круг наш. Издание "Цветов" (которые на днях выдут) и твоей "Эды", Вальтер Скотт и частию Вольтер наши занятия. Выезжаем из дома редко, гостям рады часто, мечтаем об тебе еще чаще.