Пишите письма - [32]
— А ты влюблена?
— Увы!
— Уж не доставляешь ли ты герою своего романа корреспонденцию?
— Доставляю. Никуда сие обстоятельство нас не продвигает.
— Вы знакомы?
— Ну.
— А ты… ты ему нравишься?
— Я ему нравлюсь. Но толку ноль.
Чтобы не разболтать ей ничего о моем зачарованном любителе бумажных змеев, я затолкала ее в подошедший троллейбус, отправляя ее обратно на Литейный. И помахала ей рукой.
Эскапада с квартирой жреца, бальзамирующего Фараона и фараонов, снилась мне не раз и не два, потом сон и явь смешались воедино.
Возможно, друг Кости, проникнув в обиталище хренова Рамфиса через окно, открыл нам дверь. А может, другой друг отключил сигнализацию, и тогда отмычками, сварганенными третьим другом, Константин отпер ее сам, впустил нас с Аидой в темные покои, обволакивающие волной густой мглы, запахами мастики, трав, экзотики, чужого чуждого мира. Метались в лучах фонариков тяжелые складки оконных штор. Занавесив окна, мы включили в прихожей свет.
На покрытых лаком рогатых ветвях сидели под потолком чучела птиц. Над дверью в ванную красовался портрет Сталина с трубкой на фоне мраморной балюстрады пред черноморской далью. В простенке между комнатами стояли на полу чучело собаки и скелет собачонки, а на стене в стеклянном футляре висела маленькая страшная мумия то ли младенца, то ли гнома, то ли инопланетянина, белый оскал, красно-зеленая шапка расшита голубыми прозрачными бусинами. Тикали часы, качался надраенный до блеска маятник, светились фосфором цифири циферблата. Часы стали бить, Аида вскрикнула, зажав рот, на кухне щелкнула дверца. Выскочила из кухонных ходиков кукушка, вопя свое «ку-ку!».
— С-сука, — сказал кукушке Костя.
Я задела столик красного дерева, запустив на нем вывезенный из-за виртуального железного занавеса мобиль: закачались коромысла сияющих орбит, забегали золотые шарики.
Три комнаты словно собраны были из разных квартир.
Гостиная, за исключением стоящего в углу скелета с подкрашенными бронзовой краскою зубами, блистала тривиальной чиновной московской фешенебельностью 50–70-х годов. О, золото советской роскоши! поталь на рамах мертвецки реалистических картин! блики тяжелых фасонных гэдээровских сервизов! громады фарфоровых ваз, амфор, киликов, кенотафов с восковыми розами! золотые узоры импортных буржуазных обоев! антикварная бронза разграбленных особняков! Полным-полна была шкатулка латунного божка эпохи равенства и братства скелетов и мумий. Впрочем, по мнению Кости, последние были вопиюще неравны. Куда ты несешься, в какое забвение, уносимый бурей таинственного евроремонта, советский интерьер посвященных, к коим принадлежал и наш маленький король-солнце, хранитель куклы Ашшурбанипала? Кто помашет тебе рукою, бетонный позолоченный чертог за Средней Рогаткою, маленькое эхо Москвы? разве что я.
В спальне царственно распласталась кровать с балдахином, плыла под потолком новодельная чешская люстра в самоварном золоте и радужном сиянии богемского стекла, стены были обиты китайским шелком, сплошные драконы, сон динозавра. Множество зеркал удесятеряло драконово лежбище. Деревянная ню в натуральную величину, раскрашенная, как манекен, держала в руке подсвечник о семи свечах.
Кабинет напоминал одновременно библиотеку, прозекторскую и кунсткамеру. Инкунабулы доктора Фауста соседствовали с многотомными изданиями классиков марксизма-ленинизма. На стеллажах поблескивали банки с заспиртованными экспонатами, с бору по сосенке коллекция, сиамские близнецы, эмбрионы, крокодильи малютки. В одну из банок втиснуто было большое человеческое сердце; на этикетке я прочитала: «Изъято при а. с. ос. назнач. 1948». У окна на металлическом операционном столе разложены были хирургические инструменты, возле ножек стола красовались фаянсовые урны. Он был трудоголик, наш жрец.
На одной из полок привлекла мое внимание черная бронзовая скульптура блюющей кошки: кошка сблевала бесенка.
— Нашла! Нашла! — кричала с кухни Аида. — Прям саркофаг!
На кухне стоял принесенный грузчиками в тяжеленном ящике серый параллелепипед, то ли бетонный, то ли гипсовый.
Крик Костиного приятеля.
— Атас! Атас! Бегите! Нас застукали!
Я ли это?! что я тут делаю с малознакомыми людьми в квартире вовсе не знакомого чужого мне человека, вломившись в жилище, его точно воровка?
Но мы уже бежали вниз по лестнице, а на первом этаже невидимый ОМОН (тогда еще под таким названием не существовавший) врывался в парадную, и тут бесшумно отворилась одна из дверей, нас впустили, беззвучно заперли дверь, безмолвный человек в чувяках отвел нас в глубину квартиры, открыл дверь черного хода, таящуюся в углу длинной кухни, и скороговоркою прошептал: «Наверх, чердак не заперт, уходите по чердакам, берите левее».
Пропуская меня, он схватил меня за плечи. То был торговец кошками, встретившийся мне в скульптурной мастерской.
— Еще не вспомнила меня? — осклабился он мне в лицо.
С непонятно знакомым вкусом дыхания его на губах бежала я по чердакам за Костей и Аидою. В окне одного из чердаков парил над крышами летун братьев Райт, игрушка любимого моего.
Мы разбежались по дворам в разные стороны.
— Поздненько повадилась ты домой приходить, сеструха рыжая, — промолвил брат, впуская меня в дом.
Вы не пробовали близко пообщаться с симпатичным, но малознакомым котом?Качественные царапины и море зеленки гарантированы. И это – в лучшем случае.Но кошки из этого сборника способны на большее!Кот-великан Жоржик, кошачий царь Коломны. Кот-призрак, способный легким движением хвоста решать межгалактические конфликты. Кот-домовой, поучающий хозяина. Кошка-фантом, предсказывающая сходы лавин в горах. Рыжий кот, живущий на Крыше Мира. И кот Рыжик-Бандит, который иногда превращается в тигра.А ещё здесь есть легенды кошек Эрмитажа и сказки народа миу.Но самое главное – в этих рассказах есть надежда на то, что люди когда-нибудь поумнеют и наконец-то смогут понять кошек…
Особенность и своеобразие поэзии ленинградки Натальи Галкиной — тяготение к философско-фантастическим сюжетам, нередким в современной прозе, но не совсем обычным в поэзии. Ей удаются эти сюжеты, в них затрагиваются существенные вопросы бытия и передается ощущение загадочности жизни, бесконечной перевоплощаемости ее вечных основ. Интересна языковая ткань ее поэзии, широко вобравшей современную разговорную речь, высокую книжность и фольклорную стихию. © Издательство «Советский писатель», 1989 г.
В состав двенадцатого поэтического сборника петербургского автора Натальи Галкиной входят новые стихи, поэма «Дом», переводы и своеобразное «избранное» из одиннадцати книг («Горожанка», «Зал ожидания», «Оккервиль», «Голос из хора», «Милый и дорогая», «Святки», «Погода на вчера», «Мингер», «Скрытые реки», «Открытка из Хлынова» и «Рыцарь на роликах»).
Наталья Галкина, автор одиннадцати поэтических и четырех прозаических сборников, в своеобразном творчестве которой реальность и фантасмагория образуют единый мир, давно снискала любовь широкого круга читателей. В состав книги входят: «Ошибки рыб» — «Повествование в историях», маленький роман «Пишите письма» и новые рассказы. © Галкина Н., текст, 2008 © Ковенчук Г., обложка, 2008 © Раппопорт А., фото, 2008.
Роман «Покровитель птиц» петербурженки Натальи Галкиной (автора шести прозаических и четырнадцати поэтических книг) — своеобразное жизнеописание композитора Бориса Клюзнера. В романе об удивительной его музыке и о нем самом говорят Вениамин Баснер, Владимир Британишский, Валерий Гаврилин, Геннадий Гор, Даниил Гранин, Софья Губайдулина, Георгий Краснов-Лапин, Сергей Слонимский, Борис Тищенко, Константин Учитель, Джабраил Хаупа, Елена Чегурова, Нина Чечулина. В тексте переплетаются нити документальной прозы, фэнтези, магического реализма; на улицах Петербурга встречаются вымышленные персонажи и известные люди; струят воды свои Волга детства героя, Фонтанка с каналом Грибоедова дней юности, стиксы военных лет (через которые наводил переправы и мосты строительный клюзнеровский штрафбат), ручьи Комарова, скрытые реки.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.