Писательские судьбы - [8]

(В скобках: что этот товарищ Ангерт вытворял, как "хозяин русской литературы" в Ленинграде - говорить об этом не стоит; делал он, что левая нога его хотела. Но - года через два после описываемого времени

- и на него нашла беда: был арестован, сидел в заточении, а затем был отправлен в многолетнюю ссылку на побережье Лапландии. Дальнейшая судьба его мне неизвестна, да, по правде сказать, и неинтересна).

Сологуб отказался сам производить отбор "подходящих" стихотворений и передал мне пять толстых тетрадей со стихами 1926-1927 годов, чтобы я проделал эту работу за него; сам он был уже настолько тяжело болен (дело было в октябре 1927 года), что даже и такая работа была для него непосильной. Я взял эти тетради, чтобы из нескольких сот отобрать несколько десятков последних стихотворений Ф.Сологуба (всего я отобрал их восемьдесят); они, действительно, оказались - ПОСЛЕДНИМИ. Самое последнее, замыкавшее собою пятую тетрадь, было трогательным прощанием с жизнью поэта, увидевшего приближающуюся смерть:

Подыши еще немного

Тяжким воздухом земным,

Бедный, слабый воин Бога,

Весь истаявший, как дым...

Давнишний любитель и ценитель стихов Сологуба, я все же был поражен великой простотой этих последних его стихотворений, экономией слов и образов, отказом от всякого былого "барокко". Вспомнился недавний разговор с ним в Царском Селе (он нежно любил этот городок и мечтал снова переехать туда, "лишь только поправлюсь"): "сперва восхищаешься роскошью Растрелли, а к старости начинаешь ценить величавую простоту Камерона"... Поэт-Сологуб всегда был "прост", но теперь трудная эта простота дошла до пределов классичности - и величайшим трудом было отобрать восемьдесят стихотворений из нескольких сот: каждое хотелось взять в сборник.

К середине октября работа была завершена, стихотворения отобраны

и отбор этот санкционирован Ф.Сологубом; после этого жена моя переписала весь этот сборник на пишущей машинке в трех экземплярах - один из которых я и отнес к Ангерту. Дальнейшая судьба трех экземпляров:

один - конечно, погиб в Государственном Издательстве; два других, после смерти Ф.Сологуба, были поделены между О.Н.Черносвитовой и мною. Мой экземпляр погиб с моим архивом; о судьбе экземпляра О.Н.Черносвитовой - когда-нибудь узнаем.

Сперва казалось, что Государственное Издательство хочет пойти навстречу желанию друзей поэта - издать еще при его жизни последний сборник его стихотворений. Был даже намечен художник для обложки - общий наш друг и приятель, Петров-Водкин. Но потом - дело застопорилось: сборник был признан "не-актуальным", а отдельные его стихотворения - "контрреволюционными". Особенно напирал Ангерт на одно стихотворение, которое, считаю я, когда-нибудь войдет во все хрестоматии и которое здесь оглашаю я впервые;

Спорит Башня с черной Пашней:

- Пашня, хлеба мне подай!

Спорит Пашня с гордой Башней :

- Приходи и забирай!

Башня поиск высылает,

Панцирь звякает о бронь,

Острие копья сверкает,

Шею гнет дугою конь.

Пашня Башне покорилась,

Треть зерна ей отдала,

А другой - обсеменилась,

Третьей - год весь прожила.

Шли века. Упала Башня

И рассыпалась стена.

Шли века. Ликует Пашня,

Собирая семена.

- Как же вы не хотите понять, что Башня - это коммунизм, а Пашня - это крестьяне-единоличники! - возмущался Ангерт, услышав мое мнение об этом стихотворении, как о "классическом".

Так и не удалось издать книги при жизни Ф.Сологуба. Но не удалось это и после его смерти: сборник замечательных стихотворений большого поэта вот уже 15 лет лежит "готовый к печати" - и никому ненужный; нужны и печатаются "актуальные" вирши пролетарских поэтов. Более того: вот уже 15 лет находится в Пушкинском Доме архив Сологуба - а в архиве этом, как я уже сказал, сотни неопубликованных стихотворений, незаурядные рассказы, планы романов и повестей, - не говоря уже о черновиках "Мелкого беса" и других романов Сологуба. И что же? Ни одна живая душа не заинтересовалась за все эти 15 лет ознакомлением с этим исключительным архивом.

И дело тут, конечно, не в Сологубе и его "актуальности" или "не-актуальности", а в органическом понижении русской культуры. Когда князь Д.И.Шаховской открыл новые, неизвестные "Философические письма" Чаадаева (ведь это же исключительная сенсация! В былое время вся печать России трубила бы об этой находке!), то и это прошло в большевистской печати совершенно незамеченным. А то - сотни неизданных стихов Сологуба, подумаешь!

Это органическое понижение культуры и было для Сологуба (не для его одного, конечно) внутренней трагедией.

Жизнь раздвоилась, и чем дальше шло время, тем менее было надежды, что когда-нибудь удастся соединить эти раздвоенные половины. К тому же и в личной жизни случилась трагедия: жена поэта, Анастасия Николаевна Чеботаревская, покончила самоубийством. Скончался Блок; был расстрелян Гумилев, - и А.Н.Чеботаревская решила, что "судьба жертв искупительных просит", намечая к гибели трех больших русских поэтов: третьим будет Сологуб. Но его можно еще спасти, если кто-нибудь пожертвует собой за него: вот она и бросилась в ледяную воду Невы с Тучкова моста, рядом с тем домом на Ждановке, где ждал ее к вечернему чаю Сологуб.