Писательские судьбы - [2]

И однако, по слову поэта - "все это было, было, было"...

1942-1943 ИВАНОВ-РАЗУМНИК

ДВЕ ЖИЗНИ СУЛТАНА МАХМУДА

Среди чудесных сказок "Тысячи и одной ночи" есть одна под заглавием "Две жизни султана Махмуда". Пришел к султану дервиш, предложил ему сесть в бассейн с водой и погрузить голову в воду. Чуть только сделал это султан, как очутился на каком-то острове, посредине бушующего моря, да к тому же еще (ужасная вещь для почитателей Корана!) султан Махмуд оказался превращенным в женщину! Ею овладел откуда-то взявшийся грубый мужлан, и она (султан Махмуд!) год за годом нарожала ему восемь человек детей... И так далее, и так далее, час от часу не легче, с нарастанием кошмаров этой второй жизни султана Махмуда, А когда, наконец, он поднял из воды погруженную в нее голову - оказалось, что эту вторую свою жизнь султан Махмуд прожил в течение нескольких секунд...

История султана Махмуда (с одним "маленьким" изменением...) повторилась да только наоборот! - с нами, со мной и с моими сверстниками, ровесниками Александра Блока и Андрея Белого, вступившими в XX век - в 1901 год - как раз в год своего совершеннолетия (оно тогда считалось в 21 год). Пришел к нему дервиш - имя ему было Революция - и в 1917 году мы погрузили головы в воду... а когда, задыхаясь, вынырнули, то, оказалось, прошло не несколько секунд, а страшно сказать! - целых двадцать пять лет, четверть века. Когда мы погрузили в воду головы, нам не было и сорока лет, каждый из нас был (по вежливому французскому выражению "un jeune homme de quarante ans") были мы молодыми людьми, а очнулись от второй жизни султана Махмуда (те, кто уцелел и очнулся) - в возрасте за шестьдесят!

Стояли мы в свое время за "углубление" политической революции до социальной; мы - это наша литературная группа, так называемые "скифы" (по имени двух сборников такого заглавия, вышедших в 1917 году) - Александр Блок, Андрей Белый, Николай Клюев, Сергей Есенин и немногие другие. Скажу о себе: еще в самом начале февральской революции я напечатал статью "Вольга и Микула"(вошла в мою книгу "Год Революции", 1918 г.) - о революции политической и социальной, - и не склонен считать ее ошибкой. Ошибка была, да только совсем в ином плане. Социальная революция висела в воздухе, доказательством чего являются и Италия 1920 года и Германия 1933 года. Ошибка была в другом. Как мог я, всю свою литературную жизнь боровшийся с русским марксизмом, да еще в лице самого умного его представителя, Георгия Плеханова, - как мог я на минуту поверить в возможность хотя бы временного "пакта" с большевизмом, с его обманной "диктатурой пролетариата", с его компромиссами и всем тем, что восхищает его сторонников: "нет краше зверя сего!" Зверь сей сумел, сперва прикинувшись лисой, по одиночке проглотить всех: в январе 1918 г. учредительное собрание и правых эсеров, в апреле анархистов, в июле - левых эсеров... Да что там эсеры! Вот и четверть века прошло, а лисий хвост и волчья пасть остаются верны себе: теперь зверь сей пытается обмануть Черчилля с Рузвельтом...

Политика - случайная для меня область, а потому перехожу к примерам из дел литературных, которые лучше всяких теорий расскажут о второй жизни султана Махмуда за эти жуткие четверть века. Начну хотя бы с красочной истории самой "Тысячи и одной ночи, - истории как раз на тему сказки; только сказка сказкой, а здесь пойдет быль.

Жил был человек, влюбленный в книгу; звали его Кроленко (не смешивать с знаменитым народным комиссаром Крыленко, ныне расстрелянным или вообще исчезнувшим с лица земли). Дело было в самом начале НЭП'а, о котором Ленин сказал, что она ("новая экономическая политика") вводится "всерьез и надолго". Наивные люди поверили - в числе их и энергичный молодой Кроленко, основавший в эти годы издательство "Академия". Верное чутье прирожденного "книжника" подсказало ему, в какой области книге суждены успехи в эти годы усталости от успехов революции. Разгром Деникина, разгром Колчака, разгром интервентов, разгром за разгромом

А в душе истома,

И как будто тошно...

Так, вероятно, тошно было султану Махмуду рожать восьмого ребенка... "Зарыться бы в свежем бурьяне, забыться бы сном навсегда!"

Книжник Кроленко чутко понял, что в эти годы НЭП'а, в годы усталости от революции, три разряда книг имеют шансы на успех, и в первую очередь мемуарная литература (забыться бы в рассказах о прошлом!). И он начал в "роскошных изданиях" - и с громадным успехом -издавать и переиздавать мемуарную литературу ХIХ века.

Вторая удача его чутья: он понял, что в середине двадцатых годов, после десяти лет революции, среди "актуальнейших" пролетарских романов, вроде "Фабрики Рабле", честного, но бесконечно бездарного пролетария Михаила Чумандрина, романы которого критика (печатно!) ставила выше "Войны и мира"...

Прерываю себя на полуфразе, чтобы вспомнить, как однажды потряс меня мощный образ первых же строк одного из многочисленных романов этого соперника Льва Толстого: "Наденька вышла на балкон, опираясь на тяжелые дубовые перила", - которые она, бедная, очевидно, так и таскала, очевидно, за собой по всей квартире, из комнаты в комнату, словно палку...