Современные научные методы служат орудием для новых изобретений; технический прогресс постоянно наращивает темпы. Но с техническим прогрессом прямо связаны социальные изменения. Ускорение первого означает ускорение последних. Фактический багаж, с которым имеет дело информационная литература, очень быстро растет в объеме и, как это ни тревожно, обретает все большую значимость. В то же время совершенствование средств распространения информации приводит к росту потребности в ней. Мы склонны придавать все большее значение новостям и тому свойству сиюсекундности, которое наделяет даже некоторые предметы искусства, даже некоторые научные гипотезы и философские спекуляции дешевой притягательностью политического убийства или результатов скачек. Привыкшие поглощать информацию, мы развиваем в себе способность читать очень много и очень быстро. Наверняка есть немало людей, которые после окончания колледжа или университета ни разу не читали что бы то ни было вдумчиво или больше чем один раз. У них нет слов, которыми они могли бы подпереть свои руины. Да им это и не нужно. Достаточно раздробленное и достаточно возбужденное сознание способно держаться одним только неистовством своего бега. Из руин оно превращается в песчаный вихрь.
В известном смысле наша страсть к информации действует во вред собственной цели, которая состоит в увеличении знания о мире и о других человеческих существах. В нашем распоряжении такое гигантское количество фактов, какое и не снилось нашим предкам. Однако наше знание других людей, пожалуй, менее глубоко и совершенно. В 1500 году образованный француз или немец знал очень мало о перипетиях политической жизни в Англии и совсем ничего о повседневных событиях, которые так богато отражает нынешняя пресса, о буднях английских преступников, аристократов, спортсменов, актрис. Но он, пожалуй что, лучше понимал глубокие интеллектуальные и эмоциональные процессы, протекающие в сознании англичан, чем понимает теперь даже самый информированный его потомок. Это знание было результатом самоанализа. Познавая себя, он познавал их. Умы, сформированные одними и теми же религиозными и светскими литературными произведениями, способны были понять друг друга так, как никогда не поймут друг друга люди, владеющие сообща лишь наукой и информацией. Развенчав Библию и заменив изучение мертвых языков более полезными на первый взгляд предметами, торжествующая наука завершила процесс духовного разъединения, начатый ею в ту пору, когда она подорвала веру в трансцендентальные религии и подготовила почву для позитивистских суеверий — национализма и преклонения перед диктаторами. Будущее покажет, найдет ли она способ вновь собрать этого разбитого вдребезги Шалтая-Болтая.
