Писатель и Шуб-Ниггурат - [3]

Писатель, внутренне пораженный образованностью прибывших к нему богов в человеческой технике, принялся торопливо править текст, руководствуясь отрывистыми фразами Шуб-Халаша и поглядывая искоса на его супругу. Затем он разослал исправленный и одобренный текст шести адресатам и заменил рассказ на сетевом адресе. Через десять минут – будто кто нарочно ждал, – в гостевой книге появился новый отзыв. Послание было коротким и простым как валенок:

«По-моему, то же самое, только сбоку. Вот за той я бы пошел, не раздумывая. А эта – банальная какая-то, уж не обессудь. Что у нас своих красавиц мало, чтоб еще за чужими невесть куда шляться?». Подпись была странная: Ихтиандр.

Прочтя отклик, Шуб-Халаш покачал головой.

– Сам мутант – вот и лезет. Ладно, с ним я тоже разберусь, – и обернувшись к жене, прибавил: – Милая моя, тебе не кажется, что повествуя о прелестях твоих, все же перестарался наш графоман. В этом мире о красоте твоей через него слава пойдет… право, же, несколько однобокая.

– Да уж лучше, чем ничего, – ответствовала супруга. И тут же прикусила язычок. Шуб-Халаш медленно повернулся к ней. – Я только сказать хотела, что сейчас лучше, чем было. Ведь надо же такое написать…

– Но ведь сам Лавкрафт вас описал, и вы на него не в обиде, – неожиданно осмелел писатель, не замечая, что влез в семейный спор и здорово выгораживает Ниггурат. – Он-то ведь откуда-то о вас узнал.

– Книжки правильные читал, – произнес Шуб-Халаш, отвлекаясь от созерцания побледневшей супруги. – «Некрономикон» аль-Хазреда.

– А сам аль-Хазред что читал?

– Ничего не читал, не умел.

– Как… не умел?

– Так. Неграмотный житель сельской глубинки невдалеке от Дамаска. Обкурившись опия, видел сны, о коих повествовал, кому ни попадя. Сим поступком своим завоевал преизрядную популярность, особенно среди безработной молодежи. Время тогда было неспокойное, – не без удовольствия принялся вспоминать Шуб-Халаш, – пророки, безумцы и юродивые большим почитанием пользовались. А причины все на поверхности. Они и тебе, борзописец, известны, уже по своим смутным временам. И тогда происходило подобное: распад халифата Омейядов, чьей столицей и был Дамаск, на мелкие государства, ищущие поддержки у других правителей, посильнее, бесконечные войны с соседями, опустошившие казну, да продажность высших государевых лиц… И закономерный итог: народное восстание под предводительством Абу Муслима, открывшее врагам ворота в Дамаск. Власть перешла к жестокому и коварному аль-Мансуру, из династии Аббасидов, силой воинства своего мигом справившегося с бунтом Абу Муслима. Ну, скажи, как тут простому человеку, потерявшему последнее в распрях, не услышать голоса безумца, именующего себя открывшим истину.

Шуб-Халаш окончательно сменил гнев на милость и продолжал умиротворенным, насколько это возможно, голосом:

– В те неспокойные времена, вскоре после падения Дамаска, и был написан «Некрономикон» – учениками аль-Хазреда, коих у него было во множестве. Мы с Ниггурат не вошли в сей труд…

– У нас был медовый месяц, – уточнила супруга, склонив голову на сгиб локтя своего мужа – выше достать она не могла. Шуб-Халаш оттаял окончательно.

– Супруга моя хочет сказать, что ни аль-Хазред, ни ученики его не знали о нас. Нет, конечно, о половине моей слухи ходили среди прочих богов, о красоте ее в особенности, я же, как и положено достойному мужу, старался держаться в тени небесноликой супруги. Когда же время празднеств наших вышло, и мы вернулись из далекого путешествия своего, оказалось, что аль-Хазред ко времени тому уже умер от передозировки своего зелья, ученики его разошлись по городам и весям с повестями о таинствах иного мира. Так что видеть сны с участием нашим стало, увы, некому. И потому в книге аль-Хазредовой я не помянут вовсе, а супруга моя – лишь именем своим да достоинствами. Которым ты осмелился придать эдакое невыразимо мерзостное обличье.

– Я больше не буду, – пообещал мой знакомый, вновь касаясь выдвинутого тома Толкина и давая про себя зарок никогда более не писать рассказов о таинственных богах Лавкрафта, а перенестись лучше в прекрасный, полный чудес и загадок мир Средиземья.

Шуб-Халаш хмыкнул.

– Мы посмотрим, – пообещал он. – Проконтролируем искренность твою. Хорошо еще, что у странички твоей в Сети так мало посетителей.

Мой знакомый, задетый за живое этими словами, покраснел как маков цвет и опустил очи долу.

– Верно, дорогой, – прощебетала Ниггурат, – а то у людей такие извращенные вкусы, я тебе скажу. Простой красоты им давно уже мало, им, видите ли, «изюминку» какую-нибудь подавай. Истинная красота им, видите ли, приелась. Не воспринимают они истинную красоту, как ни старайся перед их равнодушными взорами. Ну еще бы – насмотрятся в Интернете своем, такого, что волосы дыбом встают, – так после их и не проймешь ничем, разве что переплюнув видимое там…

Шуб-Халаш снова повернулся к говорливой супруге. И смерив Ниггурат взглядом – под его тяжестью та слегка присела, – холодно произнес:

– На тему эту мы еще поговорим с тобой позже. Дома.

Мой знакомый неожиданно осмелел.

– Дело может и в «изюминке». Но за свой рассказ я ручаюсь, что видел все описанное в нем во сне. И не в первый раз, поскольку своими силами научился некоторым умениям сновидца, пусть не аль-Хазреда, но все же, – словно желая отомстить Ниггурат, сказал он.