Пирог с крапивой и золой - [69]

Так был придуман последний акт. Незадолго до первого экзамена Дана объявила, что в ночь накануне Иванова дня они отправятся в лес и станут просить Крапиву исполнить их желание. Желание простое: пусть Штефан отречется от церкви и полюбит одну из них.

Нужно ли говорить, что экзамены они сдали едва-едва? Когда в дело вступают неконтролируемые чувства, разум отходит на второй план.

Кася до последнего не хотела участвовать в ночных плясках. Она даже по секрету сказала Магде, что хочет сказаться больной. Но Магда уговорила ее пойти:

— Если ты тоже там будешь, потом будет проще открыться, — тихо говорила она, расчесывая Касе волосы. — И даже Данка не сможет с этим ничего поделать. Поймаем ее на слове.

Кася прикрыла глаза, соглашаясь. За Магдой она была готова хоть в омут, хоть на костер.

В ту ночь любопытство сыграло со мной злую шутку, поставившую под угрозу судьбу Эксперимента. Ранее девочки ускользали в лес, спускаясь по стволу клена через комнату Каси и Магды. Но все их предыдущие ритуалы не несли в себе какой-то конкретной цели, а потому не могли иметь четкую структуру.

Мне необходимо было увидеть собственными глазами, как они пытаются взаимодействовать с абстрактными силами.

Возможно, это совпало бы с описаниями древних ритуалов, как о них пишут современные историки и этнографы? Возможно ли, чтобы им интуитивно удалось воспроизвести подобие шаманских или жреческих практик? Или они используют обрывочные сведения о народных обрядах?

Сейчас это звучит как оправдание. Опытный исследователь не допустил бы такой грубой ошибки, меня же подвел азарт новичка.

Мне удалось с точностью установить, когда девушки отправятся к кострищу. Как и всегда, они планировали воспользоваться спуском по ветвям клена из окна комнаты Каси и Магды. Мой наблюдательный пункт был неподалеку от их излюбленной поляны: молодой подлесок, усыпанный клейкими листьями, удачно скрывал мою фигуру от девушек, а свет костра обещал превратить меня в клочок ночного мрака.

Мои принцессы появились на поляне, одетые только в ночные рубашки, — холод всего лишь очередная жертва, откуп за исполнение желаний. Девушки напоминали молодых крестьянок, которые собрались погадать на суженого и позабавиться колким страхом в компании развеселых подружек. Но на их лицах не было веселья: только мрачная решимость и тревога.

Одна лишь Дана наслаждалась происходящим:

— Мария, принеси хворосту! Где мои спички? Клара, делай, как обещала! — командовала она свистящим шепотом, слышным, тем не менее, из моего укрытия.

Пока Мария трудилась над розжигом костерка, остальные девочки столпились вокруг художницы. Мне не сразу удалось разглядеть, что она делает, что девочки протягивали ей руки, подставляли шею, придерживая волосы.

— Ай! Щекотно! О, а это что значит? — приговаривали они, а Клара что-то тихо и односложно отвечала.

Как только они начали становиться вокруг костра, мне удалось различить, что кожа девочек покрыта узорами красной краски. Щеки Магды украшали жирные горизонтальные полосы, Юлия любовалась кольцами на предплечьях, ключицы Даны усыпали диковинные созвездия. Между лопаток Каси немигающе глядел в темноту одинокий глаз с красной слезой.

Из орнаментов преобладали завитки, зигзаги, стрелы и прочие элементы народного орнамента. Встречались также буквы греческого алфавита и астрономические символы — надо полагать, для создания мистического антуража.

Взяв на манер мотыги толстую ветку, Юлия обошла поляну по кругу, выцарапывая бороздку в земле. В какой-то момент она замерла и посмотрела прямо в мою сторону.

Костер с треском проглотил тонкую ветку и фыркнул искрами. Юлия отвернулась.

— Начнем, — потребовала Дана и протянула руки в стороны. — Сегодня ночью мы добьемся своего.

Ее уверенность очаровывала, но на сей раз у меня были огромные сомнения насчет того, станет ли дух (или все же демон?) помогать.

Девушки взялись за руки и двинулись вокруг костра. Было досадно, что нельзя использовать фотоаппарат или хотя бы сделать зарисовки. Приходилось полагаться только на память, чтобы донести наблюдения до бумаги.

Мои подопечные напевали простую песню из тех, что остаются с нами с младенчества и на всю жизнь, — колыбельную. Полагаю, исполнение позволило им настроиться на одинаковый ритм дыхания. Далее хоровод распался, движения стали хаотичными — кто-то вращался вокруг своей оси, кто-то раскачивался.

Симуляция транса или же настоящая экзальтация? К сожалению, доподлинно этого уже не установить.

Вскоре все опустились на землю, будто устав от танцев. Высокий, но сильный голос продолжал выводить мелодию, теперь более походившую на один из псалмов, пока остальные пятеро катались по траве, размазывая красную краску. В какой-то момент мне показалось, что у них судороги или подобие астматического приступа — спины выгибались дугами, дыхание стало поверхностным.

Костер был не слишком большим, но у меня возникло опасение, что свет может привлечь нежелательное внимание обитателей особняка, тогда в затруднительном положении окажутся все участники ритуала, включая наблюдателя.

Тем временем Дана решила, что пора переходить к следующему этапу ритуала. Она легко, как змея, взвилась с земли и приблизилась к костру. Пламя заострило ее черты, искаженные мазками краски. Косящие глаза делали ее совершенно нездешним существом: дочерью леса, хищной босоркой или навкой, выползшей из затерянного омута. Даже стрижка по последней парижской моде, даже трагические брови запятыми не портили впечатления. Одно слово — ведьма.