Пирог с крапивой и золой - [52]

«Пожелай другого…» — шептал ей дождь.

Раздирая маникюрными ножницами мягкую голую куриную шею, Дана поливала ее жгучими слезами.

— Пусть она сгинет, пусть сгинет!

«Пожелай другого…» — змеились буквы на запотевшем зеркале.

Но Дана упрямилась. Она пыталась накормить духа, оставляя свои жалкие подарки в каждом закоулке. Рядом с лужицами бледной птичьей крови оставались листы из тетрадей, исписанные красным карандашом.

КАСЯ КАСЯ КАСЯ

Наутро эти молитвы исчезали, но жертва оставалась нетронутой. Дана бы пыталась и дальше, если бы не внешняя политика Речи Посполитой. Так забавно бывают связаны большое и малое!

Страшное письмо пришло среди прочих. Среди прочих оно ожидало своей очереди на проверку. Его содержимое начало подгнивать, словно кусок мяса, засунутый в щель кирпичной кладки. Когда до письма дошла очередь, оно было мерзким даже на ощупь.

Нужно было сообщить прискорбную новость как можно скорее, но дирекция, впервые столкнувшаяся с подобным, трусливо медлила. Они никак не могли решить, кто сообщит девочке о том, что жизнь ее теперь расколота на «до» и «после». И, почуяв их слабость, мстительный дух решил вмешаться.

Тогда Крапива впервые обратилась к своей верной жрице напрямую. Верней, это был первый раз, который Дана запомнила: шелест ядовитых листьев слегка коснулся ее нежного мозга во сне, и проснулась она с улыбкой. Теперь она точно знала, что делать — ведь уничтожить человека можно не только физически.

После уроков Дана застала Касю в конюшне. Кася была такой робкой, что боялась забраться в седло, но неизменно приходила сюда после полдника, принося в кармане форменного платья все, что удавалось сберечь. Аккуратно, на раскрытой ладони она подавала Речке ломтики яблока и боязливой рукой гладила теплую морду. Дана сощурилась. Кто так подходит к лошади? Животное должно чувствовать силу, подчиняться ей.

Кася не сразу поняла, что за ней наблюдают, но когда все же заметила Данутин силуэт, то вздрогнула. Речка мотнула головой и отвернулась от дверцы денника.

— И долго ты с ней кокетничаешь? Давно бы уже попробовала оседлать, — Дана показала самую очаровательную из набора своих улыбок. — Хочешь, научу?

Кася глядела исподлобья, ожидая подвоха.

— Да я… Нет, спасибо. Падать высоко. Да и жалко.

— Чего?

— Кого. Их.

Дана только покачала головой и прислонилась спиной к балке, на которой по крючкам были развешены сбруи.

— Я хотела извиниться, — какой взгляд из-под ресниц! Какое мастерство. — Я такая дура была. Но только потому, что мне было стыдно. Я… я решила рассказать все маме.

— Ох, Данута! И ты меня прости!

Кася не нуждалась в многословных объяснениях. Она тут же забыла об опасности, которую источала Дана. Кася уже обнимала свою погибель с горячностью потерянного и вновь найденного ребенка и шумно всхлипывала той в уши, пока Данка морщилась и закатывала глаза. За эту жалость к себе Дане хотелось поднять блаженную на вилы, так кстати торчавшие из сена неподалеку.

Наконец, Дане удалось усадить раскрасневшуюся Касю на невысокую скамеечку. Одноклассница не выпускала из горячих ладоней ее руки.

— Снова сестры? Взаправду сестры, да?

— Сестры навсегда ими остаются, — улыбкой Даны можно было топить масло.

Она позволила Касе изливать на нее поток любви и глупостей еще несколько минут, чтобы не вызвать подозрений резкой сменой темы. Инстинкт — удивительная вещь!

— Ты знаешь, Кась. Со мной тут такое странное произошло… — взгляд в сторону, задумчиво-туманный. — Видение. Настоящее, я почувствовала разницу.

Кася ахнула и округлила глаза.

— Это было как сон наяву, — продолжала Дана. — Только я понимала, что это все послание. И оно было не для меня.

— А для кого? — завороженно выдохнула Кася.

— Послание было для Магды. Ее отец, он возвращается с войны. И он решил забрать Магду из пансиона, как она и просила осенью, — незаметно для одноклассницы Дана опустила руку к ботинку и провернула спрятанные в нем маникюрные ножнички остриями к коже. Из глаз тут же выкатились две слезы размером с кофейное зерно каждая, а мелкие зубы до белизны впились в губу. Воплощенное страдание. — Он скоро будет здесь, и Магда уедет, понимаешь? Навсегда уедет.

В течение нескольких ударов сердца в конюшне было оглушительно тихо, только Речка постукивала копытом о пол денника и шумно дышала. Слезинки Даны докатились до острого подбородка.

Кап. Кап. Прямо на руку Касе. Та будто очнулась:

— Но, Дана… Если Магда хочет домой, то что мы можем поделать? И если ее отец уже принял такое решение… Мы здесь бессильны. Магда уедет, — ее голос истончился, как нить, и стих.

— Нет, не бессильны. То письмо Магдочка сгоряча написала, после того, как сестра Беата выдрала ей волосы частым гребешком и все твердила, что такие кудри только у блудниц бывают.

— Помню! — с воодушевлением подхватила Кася. — То есть Магда могла и передумать бросать нас. Нужно только сказать ей заранее, чтобы она позвонила домой и сказала, что не надо ее забирать. У пани Ковальской есть телефон, она разрешит! Скорей пойдем, ты скажешь.

— Я не могу, — с готовностью замотала головой Дана. — Она мне не поверит. Решит, что я шучу или еще хуже — выдумываю.