Пираты в далёких морях - [7]

— Да. Это я.

— Проходите, пожалуйста.

Я вошёл в прихожую. Мне совершенно не хотелось его убивать. Наоборот, мне хотелось что-то для него сделать, например сварить кофе или поджарить картошку. Я просто не представлял себе, как буду выходить из создавшегося положения.

— Я должен перед вами извиниться, — проговорил Кузнечик, — меня срочно вызвали на прослушивание. Я должен бежать. Так что если можно — давайте на ходу и покороче.

Он смотрел мне в лицо мягко и одновременно твёрдо.

— Я должен вас убить, — сказал я мягко и в то же время твёрдо, глядя на него осмысленно и с симпатией. Чтобы он не принял меня за сумасшедшего.

Он задумался ненадолго, глядя в пол. Потом пошёл в одну из комнат и тут же вернулся с зажигалкой в замшевом чехольчике. Положил её в карман своего плаща. Он молчал, и это ставило меня в затруднительное положение.

— Почему вы молчите? — спросил я.

— А что я должен сказать? «Пожалуйста» или «Ой, не надо»… Что вы от меня ждёте?

— Я не знаю. Мне очень неудобно, — сознался я.

Он поставил ногу на маленькую табуреточку и стал затягивать шнурки на ботинках, а я стоял рядом и смотрел, как он это делает: он выстроил сначала петлю на одном шнурке, потом на другом, а потом переплёл эти петли в бантик.

— Как вы странно завязываете, — удивился я.

— В детстве так научили.

Я читал, что из летающих тарелок выходят инопланетные жители, их называют гуманоиды. Они похожи на людей и бывают трех видов: низкие, средние и трехметровые. Может быть, это — гуманоид? Он вышел из тарелки и остался. И скучает по своей планете. Иначе чем объяснить его печальный взор?

— Лично я против вас ничего не имею, — сказал я. — Может, вы сами…

— Что? — Он выпрямился.

— Убьёте себя, — прямо сказал я.

— Но мне не хочется, — прямо сказал он.

— Ради Киры…

— Я так и понял: откуда ветер дует.

— Она плачет, — грустно сказал я.

— Она всегда будет плакать. Это характер.

— Может быть. Но одно дело — плакать в свои ладошки, а другое — в мужское плечо.

— Я не могу подставлять плечо. Если я встану на эту стезю, у меня не будет другого занятия, как только подставлять плечо. Я — занятый человек. Я так устал… — вдруг пожаловался он.

— Но она страдает.

— Потому что ей больше нечем заняться. Она бездельница.

— Да. Она бездельница. Но она — ваша бездельница.

Зазвонил телефон.

— Снимите трубку, — попросил Кузнечик и пошёл к себе в кабинет.

— Я слушаю, — отозвался я.

— Кто это? — спросил голос Киры.

— Это я.

— Я тебе через десять минут перезвоню. — Кира бросила трубку.

Я тоже положил трубку. Телефон в ту же секунду зазвонил.

— Я слушаю.

— Это опять ты? Да что это такое, я звоню совсем в другое место, а набираю твой номер.

— Ты правильно набираешь, — сказал я. — Я у него.

— Дурак, — определила Кира. — И шутки твои дурацкие…

Она бросила трубку. Я дождался, пока она снова зазвонила, и сказал:

— Я слушаю…

Кира довольно долго молчала, потом спросила:

— Что ты там делаешь?

— Но мы же договорились…

— О чем мы договорились?

— Что ты приедешь ко мне в Сибирь.

— В какую Сибирь?

— Ты что, забыла?

— О чем?

Хорош бы я был…

Я бросил трубку и побежал по квартире разыскивать Кузнечика. Он стоял у себя в кабинете, торопливо перебирал какие-то бумаги.

— Мне не надо вас убивать! — сообщил я.

— Я очень рад за вас, — поздравил меня Кузнечик, не отрываясь от бумаг.

Зазвонил телефон.

— Меня нет! — крикнул Кузнечик.

Я снял трубку и снова услышал Киру.

— Его нет дома, — сказал я ей. — И перестань звонить каждую минуту.

Кузнечик чего-то не мог найти и нервничал.

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Я с машиной. Я вас подвезу.

— Да? Это очень кстати. Тогда у нас есть ещё, — он посмотрел на часы, — одиннадцать минут.

Кузнечик вывел меня на кухню и достал из холодильника запотевшую бутылку джина.

— Мне нельзя, — сказал я.

— Мне тоже. Символически… — Он разлил джин по рюмкам.

Мы подняли рюмки и посмотрели друг на друга. Лицо у него было узкое и такое печальное, будто он знает что-то неизмеримо больше, чем все.

— Не стоит меня убивать, — серьёзно сказал он. — К чему такие хлопоты? Стар я для страстей…

— Тем более надо торопиться дать счастье.

— Некогда мне. У меня тысяча дел, которые никто за меня не сделает.

— А это тоже дело. Может быть, даже самое важное.

— Какое? — Он нахмурился, сосредоточиваясь.

— Дать счастье другому человеку.

Он внимательно посмотрел на меня и поставил рюмку.

— Насколько я понимаю: мы соперники?

— Нет, — сказал я. — Я не соперник. Она никогда не хотела меня убить.

Ехали мы в молчании. Кузнечик сидел рядом, но у меня было впечатление, что его нет. Я понял: он выключился из реальности и пребывал в своих делах.

— Вы где работаете? — спросил вдруг Кузнечик, возвращаясь в машину.

— Я — технический переводчик. Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший, — догадался я.

— Нет. Я подумал: это мы все сумасшедшие, — он кивнул на тротуар, где текла река пешеходов. — А вы совершенно нормальный человек.

Я остановил машину против большого красивого здания.

Кузнечик выбрался из машины и пошёл, чуть склонив свою крупную голову.

Я вздохнул. Потянулся к заднему сиденью, взял папку и пристроил её на колене.

Кузнечик оглянулся и подошёл к моей машине.

— Что вы ждёте? — спросил он.