Пиратские войны - [59]

«Да и что там делать сейчас зимой? Камчатские порты замерзли, навигация начнется не ранее апреля. Вот весной и возьмем курс на север, а пока отсидимся где-нибудь в теплом и укромном месте», — рассуждал старый ротмистр, лежа на корме.

Скучал ли Ипполит по Родине? Трудно сказать, скорее нет. Она так сильно его когда-то обидела, что душевная рана никак не затягивалась. Несправедливо Родина с ним поступила, ему пришлось пережить внезапную ссылку, участие в стихийном бунте, бесконечные скитания по морям и чужим странам, вынужденное пиратство и долгие годы отшельничества на острове. Поэтому сейчас ему было совершенно безразлично, что происходит в далекой России. Степанов был опустошен, он устал от мытарств, от борьбы за существование и постоянного чувства опасности. Ротмистр даже не мог представить себе, как он вернется в свое родовое гнездо — тамбовское или орловское имение. К чувственным удовольствиям он был равнодушен и ранее, маленькие радости жизни не прельщали его никогда, а занятие сельским хозяйством осточертело еще на острове из-за своего однообразия. Да и не был он охоч к ведению хозяйства в поместье. Военная или государственная служба, вот каково было его истинное предназначение, но путь этот был для него навсегда закрыт заработанной дурной репутацией.

«Что мне делать в деревне? Щупать румяных деревенских девок? Зажимать на кухне кухарку? Ездить в гости к соседям, чтобы флиртовать с соседскими вдовушками или старыми девами? Иметь имение в качестве места имения? Ловко придумал! Хороший вышел гусарский каламбурчик! Надо запомнить! — Ротмистр улыбнулся собственной шутке и продолжил грустные размышления: — Жениться и обзавестись детьми? Скорее всего, ничего из этого не выйдет, слишком долго я жил один, отвык уже брать на себя ответственность за близких людей, А вот иметь связь с такой простодушной и непритязательной аборигенкой, счастливой от самой малой заботы и ласки, — это легко и даже приятно, нет никаких проблем и выяснений отношений. После двадцати лет, проведенных вне цивилизованного мира, при полном отсутствии светской жизни — это очень тяжело. И физически я уже не тот молодец, что прежде».

Строганов проспал свою вахту, а Гийом не отважился разбудить утомленного борьбой в постели русского графа, он ведь слышал, какая «битва» шла всю ночь в каюте полковника. Эта нерешительность едва не привела к непоправимой катастрофе.

Корвет лежал в дрейфе, потому что Ипполит принял решение не рисковать и остановиться в условиях плохой видимости. Сгустившийся туман обволакивал корабль словно ватой. С кормы невозможно было разглядеть, что творится на носу корвета. Хотя если на месте юнги был кто-либо другой, все могло закончиться гораздо хуже.

Итак, француз пристально всматривался в туман, в это белое безмолвие. Казалось, что облака упали на море и окутали все пространство над ним. Юнга стоял, вцепившись в штурвал, и нервно перебирал пальцами по дереву. Его чернокожая девица Мими лежала у самых ног юнги и играла с коралловыми бусинками, мурлыча себе под нос нежную полинезийскую песенку.

Гийом всматривался в окружающее пространство, но видимость была почти нулевая. На корабле царила тишина, было даже слышно, как в трюме попискивали вечно голодные крысы. Внезапно на мачты уселись перелетные птицы. Облепив такелаж, они удобно устроились наверху и оттуда тихонько чирикали. Внезапно юнге почудилось, что где-то рядом в море щебечет еще одна большая стая птиц. На чем те птицы могли отдыхать? Возможно, на скалах или на деревьях близкого атолла.

Бить в рынду, поднимая экипаж по тревоге, Гийом не стал, ведь где-то рядом могли быть англичане! Юнга поступил очень разумно, он не стал шуметь, спустился в каюты и вытащил на свежий воздух атамана Кузьму, туземца Шавэ и их подруг. Едва разбуженные люди вышли на палубу, как в просветах редеющего тумана совсем рядом забрезжил силуэт чужого судна. Гийом Маню метнулся в кают-компанию и осторожно растолкал графа. Спросонья Строганов едва не нарушил тишину громким отборным матом. Юнга предусмотрительно зажал Сергею рот ладонью и зашипел ему на ухо:

— Тише, граф! Рядом, кажется, британцы!

— Черт! Откуда они взялись?

— Не знаю. Видимо, догнали нас. У них ход лучше, и команда умелая. Мачты починили, паруса поставили и всю ночь гнались. Хорошо, в тумане не врезались в наш корвет, идут рядом параллельным курсом. Нам повезло, британцы нас пока не заметили.

Сергей быстро натянул штаны, рубаху, сапоги и тихонько вышел на палубу, осторожно ступая по скрипучим доскам. У левого борта стоял Худойконь, который пристально вглядывался в белую пелену. Клубы влажного прохладного воздуха парили, да так плотно, что возникало ощущение, словно оба корабля прошли сквозь огромный ком белого хлопка.

Противник был и в этот раз в худшем положении, потому что не подозревал о близком присутствии русских. Да и вообще англичане так толком и не уяснили, с кем имеют дело, под каким флагом ходит корабль, расстрелявший их накануне, что за экипаж на судне, много ли орудий. А наши путешественники знали, с кем имеют дело. Спасти их мог, как и раньше, лишь мощный, внезапный упреждающий удар.