Пират - [24]

– Увести этого мальчишку, – сказал Каин пиратам, указывая на Франциско. – Разнять тех дураков, – продолжал он, взглянув на Филиппо и девушку, которые рыдали, обнявшись.

– Не бывать этому! – закричал Филиппо.

– Бросьте эту девушку акулам! Слышите? Да будете ли вы мне повиноваться? – крикнул Каин, замахиваясь саблей.

Филиппо встрепенулся, освободился из объятий девушки и, выхватив нож, бросился к капитану, чтобы вонзить клинок в его грудь.

С быстротой молнии капитан поймал его поднятую руку и, вывихнув ему пальцы швырнул его на палубу.

– Какой прыткий! – закричал он, усмехаясь.

– Ты не разлучишь нас! – крикнул Филиппо, пытаясь подняться на ноги.

– Да я и не собираюсь делать это, мой милый, – ответил Каин. – Обмотать их веревкой и бросить обоих за борт!

На этот раз приказание было исполнено, потому что пираты были не только укрощены холодной отвагой капитана, но и пришли в негодование от покушения на его жизнь. Несчастную чету, пожалуй, незачем было и связывать: они так крепко обняли друг друга, что разнять их было бы почти невозможно. Их так и подтащили к входному порту и бросили в море.

– Чудовище! – воскликнул епископ, услышав всплеск воды. – Тяжела будет твоя кара за это!

– Подведите теперь этих, – сказал Каин свирепым голосом.

Епископа и его племянницу подвели к борту.

– Что видишь ты, добрый епископ? – спросил Каин, указывая на потемневшую воду и на быстро мелькавшие плавники акул, жадно подстерегавших новую пищу.

– Я вижу особого рода хищных тварей, – ответил епископ, – которые, вероятно, скоро разорвут на части это бренное тело. Но не вижу я чудовища, похожего на тебя. Тереза, дорогая, не бойся, уповай на Бога – от Него и возмездие и награда.

Но глаза Терезы были закрыты – она была не в силах смотреть на эту картину.

– Выбирайте же: на вашу долю – сначала пытка, а затем вас бросят акулам, а девушку я сейчас же предоставлю в распоряжение моей команды.

– Никогда! – воскликнула Тереза, прыгая за борт и погружаясь в волны.

Забурлила вода, замелькали хвосты акул, вырывающих друг у друга добычу, вспенилось все, – а затем темно-красное пятно постепенно расплылось, и ничего не осталось, кроме чистой, синей волны и все еще ненасытных чудовищ морской пучины.

– Тиски! Тиски сюда! Живо! Мы еще вырвем у него тайну, – закричал пиратский капитан, поворачиваясь к своим матросам, которые, несмотря на всю свою закоренелую преступность, были потрясены ужасом этой последней сцены. – Схватить его!

– Не трогать его! – крикнул Франциско, стоявший на канатном переплете для подвешивания гамаков, – не трогать его! Разве вы не люди?

Вскипев от гнева, Каин выпустил руку епископа, выхватил пистолет и нацелился на Франциско. Епископ подтолкнул руку Каина, когда тот стрелял, и, увидев, что капитан промахнулся, поднял глаза к небу, благодаря Господа за спасение Франциско. Тут Хокхерст, ярость которого одержала верх над его благоразумием, схватил епископа за шиворот и швырнул его через входной порт в море.

– Услужливый дурак! – пробормотал Каин, когда заметил, что сделал его помощник. Потом, овладев собой, он крикнул: – Схватить этого мальчишку и привести ко мне.

Один или двое из команды выступили вперед, чтобы исполнить его приказание, но Помпей и остальные крумены, которые наблюдали за всем происходившим, окружили Франциско, намереваясь его защищать. Пираты, не проявив особой решимости и не чувствуя большого желания арестовать Франциско, предоставили круменам увлечь его с собой и доставить невредимым на шхуну.

Тем временем Хокхерст и большинство находившихся на корабле членов команды поспешно обыскивали трюм в надежде найти драгоценности, но – безуспешно. Вода уже залила кубрик доверху; дальнейшие поиски не привели бы ни к чему. Корабль быстро погружался в воду, необходимо было покинуть его и отвести шхуну подальше, чтобы не подвергать ее опасности водоворота над идущим ко дну кораблем. Каин и Хокхерст, вместе с разочарованной командой, вернулись на шхуну и не успели они отойти в сторону на расстояние кабельтова, как судно погрузилось в воду со всеми находившимися на нем вожделенными сокровищами. Негодование и ярость, выражавшиеся во всей фигуре капитана, когда он порывисто расхаживал по палубе со своим старшим помощником, и его неистовые движения доказывали команде, что затевается что-то недоброе. Франциско не вернулся в каюту, он остался на баке с круменами, которые, хоть и составляли лишь небольшую часть корабельной команды, однако были известны своей решимостью, и с ними приходилось считаться. Было замечено также, что все они раздобыли себе оружие и держались кучкой на передней части палубы, следя за каждым движением и маневром пиратов и быстро разговаривая на своем языке. Шхуна теперь держала курс на северо-запад, идя на всех парусах. Солнце снова исчезло за горизонтом, но Франциско так и не возвращался в каюту, – он сошел вниз, окруженный круменами, которые, по-видимому, решили защищать его до последнего. В течение ночи Хокхерст вызвал их один раз на палубу, но они не подчинились его приказанию, а на упрашивания спустившегося к ним помощника боцмана они ничего не ответили. Однако и многие из пиратов шхуны, по-видимому, сочувствовали круменам в их заступничестве за Франциско. В самых разнузданных шайках есть все-таки различные степени преступности, и среди команды пирата было несколько человек, еще не вполне опустившихся. Постыдное убийство святого старца, жестокая судьба прекрасной Терезы и варварский поступок капитана в отношении Филиппо и его возлюбленной – все это были такие зверства, к которым не привыкли даже самые ожесточенные злодеи. Мольбы Франциско о помиловании, во всяком случае, не могли быть сочтены преступлением, и тем не менее пираты полагали, что он обречен. Он был всеобщим любимцем; самые бессердечные из пиратов – за исключением Хокхерста, – если и не любили его, то, по крайней мере, уважали, хотя в то же время они чувствовали, что дальнейшее пребывание Франциско на корабле грозит подорвать скоро власть самого Каина. В течение уже нескольких месяцев Хокхерст, ненавидевший юношу, настаивал на необходимости удалить его со шхуны. Теперь же он убеждал капитана отделаться от него каким бы то ни было способом, потому что иначе нельзя было бы поручиться за их общую безопасность, и, указывая Каину на поведение круменов, высказывал свои опасения, что значительная часть корабельной команды также готова примкнуть к недовольным. Каин чувствовал справедливость доводов Хокхерста, и, спускаясь в свою каюту, он решил обдумать на досуге свои дальнейшие шаги.