Пирамида - [14]

— Плохо, что ни у тебя, ни у мамы нет денег, — сказала она. — А то бы я могла поехать учиться во Францию.

Валландер понимал: она вовсе не обвиняет его в том, что он небогат, но все же сказал:

— Я могу взять кредит. Кажется, это может позволить себе и простой полицейский.

— Кредит придется отдавать, — улыбнулась она. — И на самом деле ты не простой полицейский, а детектив-инспектор.

Зашла речь и о Моне. Валландер не без тайного удовлетворения слушал жалобы дочери на то, что мать контролирует каждый ее шаг.

— И в довершение всего мне не нравится Йохан, — закончила она.

Валландер посмотрел непонимающе:

— Кто это?

— Ее новый дружок.

— Она же, кажется, встречалась с каким-то Серенном?

— Они расплевались. Теперь у нее Йохан, владелец двух экскаваторов.

— И он тебе не нравится?

Она передернула плечами:

— У него такой громкий голос. И он, кажется, в жизни не прочитал ни одной книги. По субботам он покупает себе комиксы. Взрослый человек. Представляешь?

Валландер почувствовал мгновенное облегчение — он-то никогда не покупает себе комиксов.

— Это нехорошо, — сказал он. — Я имею в виду, нехорошо, что вы с Йоханом не уживаетесь.

— Да дело не в этом, — отмахнулась она. — Я просто не могу понять, что мама в нем нашла.

— Приезжай, живи со мной, — вдруг сказал Валландер.

— Я и вправду об этом подумывала, но, кажется, это не очень хорошая мысль.

— Почему?

— Истад слишком маленький. Если я там буду жить, я сойду с ума. Может быть, потом, когда стану старше. Есть такие города, в которых молодым жить просто невозможно.

Валландер понял, о чем она говорит. Даже разведенному мужчине за сорок в Истаде в какой-то момент становится душно.

— А ты как?

— Ты о чем?

— А как ты думаешь? О женщинах, разумеется.

Валландер скорчил гримасу. Он не хотел говорить об Эмме Лундин.

— Помести в газете объявление, — предложила она. — «Мужчина в расцвете лет ищет женщину». И получишь массу ответов.

— Это уж точно, — согласился Валландер. — Чтобы потом, минут пять посидев и посмотрев друг на друга, понять, что нам не о чем говорить.

И тут она снова его удивила:

— Тебе нужно с кем-нибудь спать. Долгое воздержание вредно.

Валландер заморгал. Раньше она ему ничего подобного не говорила.

— Есть у меня все, что нужно, — пробормотал он уклончиво.

— Не хочешь рассказывать?

— Да нечего рассказывать. Медсестра. Приличная женщина. Вот только я ей нравлюсь больше, чем она мне.

Больше Линда вопросов не задавала. Валландер задумался было о ее интимной жизни, но мысль об этом вызвала у него такую бурю противоречивых эмоций, что он предпочел не углубляться.

Они просидели в ресторане до десяти. Потом он предложил отвезти ее домой, но ей нужно было выполнить какие-то поручения, так что они расстались у парковки. Валландер протянул ей триста крон.

— В этом совершенно нет необходимости, — сказала она.

— Я понимаю. Но все равно возьми.

Он смотрел, как она уходит в город, и думал: вот моя семья. Дочь — она нашла свой путь в жизни, и отец — сейчас он в самолете, уносящем его в обжигающе жаркий Египет. И с обоими у него сложные и запутанные отношения.

В Истад он вернулся в половине одиннадцатого. Когда он проходил мимо стола Эббы, она несколько напряженно сказала, что с ним хочет поговорить Бьорк.

Валландер повесил пальто в своем кабинете и пошел к Бьорку. Тот принял его немедленно и встал из-за стола ему навстречу.

— Я вынужден выразить величайшую тревогу, — сказал Бьорк.

— По поводу чего?

— По поводу того, что в то время, как мы занимаемся расследованием сложнейшего дела об убийстве, которым вы к тому же руководите, вы по личной надобности уехали в Мальмё.

Валландер не верил своим ушам. Бьорк делает ему выговор! Такого еще не бывало, хотя поводов он мог бы найти более чем достаточно. И припомнил случаи, когда в ходе расследования действовал слишком самостоятельно, не информируя об этом начальство.

— Это чрезвычайно грустно, — заключил Бьорк. — Я не стану выносить вам официальный выговор. Но, как я сказал, вы поступили крайне некрасиво.

Валландер посмотрел Бьорку прямо в глаза. Потом сделал поворот кругом и без единого слова вышел. Но на полпути к своему кабинету развернулся, рывком распахнул дверь Бьорка и произнес сквозь зубы:

— Я не намерен выслушивать всякую чушь, так и знайте. Если хотите, выносите официальный выговор, но не порите ерунды.

И ушел. Он даже вспотел. Но ни о чем не жалел — ему необходимо было разрядиться. И последствия его совершенно не волновали. У него были сильные позиции в управлении.

В комнате отдыха он налил себе чашку кофе и уселся за свой стол. Он знал, что Бьорк ездил в Стокгольм на какие-то курсы руководителей. Наверное, там его научили, что время от времени надо устраивать выволочки коллегам — для улучшения климата в рабочем коллективе. Но если так, то не с него надо начинать.

Потом он стал думать, кто мог настучать, что этим утром он отвозит отца в Мальмё. Кандидатур было несколько. Он уже и не помнил, кому говорил, а кому не говорил о том, что его отец собирается в Египет.

В чем он был абсолютно уверен — это не Рюдберг. Рюдберг относился к Бьорку как к неизбежному административному злу, не более того. И всегда доверял тем, с кем вместе работал. Доверял всегда, хотя, конечно, если коллеги поступали безответственно, он их не щадил. Тогда он высказывался первым.