Пирамида Хуфу - [91]

— Оставайся, поучись, — рассмеялся Руабен.

— Пусть другие приедут и поучатся. Набродился по свету, пора отдыхать.

Эсхил передал подарки своей семьи Руабену. Моряки отнесли их ему в дом и вернулись, нагруженные ответными. Но самым дорогим для уезжающих была небольшая алебастровая фигурка юноши. Прекрасно выполненная голова удивительно передавала сходство с тем, давно ушедшим в иной мир юношей, который оставил после себя светлую, полную печали, память.

Через несколько дней чужеземный купеческий корабль, наполнив трюмы грузами, покинул гавань Менфе. Могучее течение Хапи понесло его к Великой Зелени.

Руабен и Тети стояли на берегу, смотрели, как быстро уменьшался парус за горбом реки и за ее серебряной блистающей гладью навсегда исчезал легкий стройный силуэт барки.

А там, на палубе, легко и сильно взмахивали веслами свободные гребцы. Ветер с моря плыл им навстречу. На палубе стоял немолодой иноземец, смотрел на удаляющийся город. Вот он уже не виден в голубой дымке. И только над ним еще долго стоит в воздухе золоченая вершина Великой пирамиды.

И сейчас же мысли его вернулись на родной остров. Через несколько дней, если бог моря Посейдон будет милостлив, они прибудут к знакомой бухте. На берегу он увидит женскую фигуру. Елена ждет его много дней, тревожно всматриваясь в морскую даль. Он дал ей слово, что это плавание последнее.

НОВЫЙ ЗОДЧИЙ НОВОЙ ПИРАМИДЫ

Недолгие семь лет величественным изваянием восседал на троне Хуфу его наследник Джедефра. Но однажды утром слуга обнаружил на царской постели только его внешнюю оболочку. Душа фараона, его Ка, блуждала, не видимая близким. В ужасе слуга убежал. Царица, обеспокоенная долгим сном мужа, еще не веря, что он мертв, приподняла голову и почувствовала, как вдавились внутрь части черепа, явно расколотого. Объятая догадкой, она долго стояла, окаменев.

Жрецы храма Ра забрали его для бальзамирования, не допустив врачей. Царица хотела было сказать верховному жрецу, но в его немигающих глазах была плохо скрытая угроза. Он почему-то произнес:

— В царском доме за долгие столетия бывали всякие тайны. Раскрытие их небезопасно, — глаза его сузились. Он склонился в поклоне перед бывшей теперь царицей и медленными шагами удалился.

Похолодевшая в этот момент, она с особой ясностью поняла, что должна молчать, жаловаться было некому и меньше всего брату мужа Хауфра. А может быть, он?.. В том было страшно сознаться даже себе.

С бесстрастным лицом, как полагалось живому богу, торжественно восходил на трон новый царь Хауфра, после неожиданного ухода брата в страну богов. Его сухое жесткое лицо не знало улыбки. Усыпальница отца снилась ему, как вершина мечтаний, как предел немеркнущей славы. Ничего не было такого, что могло бы с ней сравниться. Прошли месяцы. Но еще не будучи царем, он уже бросал испытующие взгляды на зодчих. Выждав приличествующий срок, Хауфра призвал жрецов на совет и объявил о решении строить себе усыпальницу. Бритые головы жрецов с готовностью закивали и низко склонились над львиными и леопардовыми шкурами. Решение царя было одобрено. Через два дня на зов царя явился молодой зодчий — брат Мериб. Его жгучие черные глаза, полные тайного ожидания, устремились на брата-царя. Внимательный взгляд повелителя заметил скрытую энергию, будто весь он был полон внутреннего кипения.

Мериб догадывался, зачем его позвали. Догадывался и страшился ошибиться. От душевного трепета лицо его порозовело. Хауфра долго молчал, скупо спросил, испытующе оглядывая взволнованного брата:

— В силах ли ты стать зодчим на моей пирамиде?

— О да, твое величество!

— Но священная пирамида должна быть не ниже, чем у отца Хуфу, чей голос правдив.

— Для меня, твое величество, это самая заветная мечта.

— Ты осуществишь ее, если Тот вложил в твою голову знания и силу повелевать сотнями тысяч людей долгие годы.

— Смею верить, что боги милостивы ко мне.

Хауфра задумался, поглядел испытующе на зодчего.

— У меня есть еще замысел. Есть в некрополе длинная скала. Пусть она станет могучим, доселе невиданным львом с головой в пшенте и моим лицом…

— А между вытянутыми лапами возвести заупокойный храм, — подхватил мысль царственного брата зодчий, не заметив, что перебил живого бога, но тому даже понравилось.

Неулыбающиеся губы царя удлинились, показав желтые зубы.

— Ты верно понял мой замысел. Через два дня придешь с чертежом, заставишь жрецов Тота произвести расчеты. Через пять дней в каменоломнях должны готовить глыбы. В это же время земляные рабочие должны приступить к фундаменту. Через сорок дней праздник закладки. Льва с царской головой нарисуешь позже, прежде начать все работы по возведению гробницы. Ступай и выполняй. На помощь бери кого угодно.

— Будет сделано, как велено.

Фараон не был юношей. Он спешил. А молодой зодчий будто не шел из дворца, а совершал полет от радости, которую невозможно скрыть.

И началось строительство второй Великой пирамиды.

И так же, как прежде, по каменистым дорогам, напрягая последние силы, на деревянных салазках рабы и земледельцы волокли каменные глыбы к новой пирамиде. В каменоломнях в узких щелях отделяли камень от массива. Шли десятилетия пышного расцвета могущества египетских фараонов. Шел золотой век строительства Великих пирамид.