Пионеры воздушных конвоев - [79]

– Ну здравствуй, путешественник. Проходи, садись. Как самочувствие? Что медицина говорит: годен к лётной работе или настолько ослаб, что нужно списываться?

– Товарищ полковник, военно-врачебную комиссию я еще не проходил, – смущаясь, начал непростой для себя разговор молодой офицер. – Годность к летной работе будут определять после окончательного выздоровления, но я, если разрешите, хочу обратиться к вам с просьбой.

– Даже так? – удивился командир. – Ну давай, обращайся ко мне с просьбой, слушаю тебя.

– Товарищ полковник, мне стыдно в этом признаться, но думаю, вы меня поймете.

Мачин кивнул головой в знак того, чтобы штурман продолжал и вдохновлённый такой поддержкой Демьяненко сказал:

– Я боюсь летать.

От такого заявления полковник Мачин аж привстал:

– Как это?

И старший лейтенант продолжал:

– Это началось еще в Басре. Тогда мы перегоняли американские самолеты по южному пути из Ирака, – он покашлял от смущения в кулак и продолжил. – На одном из перегонов отказали оба двигатели, и самолет начал падать. Мы выпрыгнули с парашютами и все для нас закончилось благополучно. Но с тех пор я стал бояться летать. Самолет стал мне ненавистен. Я видел в нем аппарат, который в любой момент может упасть и в котором можно очень даже легко погибнуть, – он вздохнул, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб. – Когда наш экипаж перевели на Аляску, я думал, что на новом месте, в новой обстановке пройдет, но не проходило. Да, я никому об этом и не признавался, стыдно. Вы первый, кому я доверился.

– А как же тебя угораздило покинуть самолет без команды командира?

– Уже когда спускался с парашютом пытался вспомнить, а была ли команда покинуть самолет. И ответа на этот вопрос не находил. Когда приземлился, начал искать членов своего экипажа. Бродил по ночам, надеясь в темноте увидеть огонек костра. Но, естественно, никого не нашел.

– Да!.. – задумчиво проговорил Мачин, – досталось тебе, как я вижу, с лихвой, – он сделал паузу, размышляя о том, как поступить.

Ему, высококлассному летчику, освоившему все типы самолётов, было совершенно непонятно, как это человек, летающий в составе экипажа, может не хотеть летать. Почесав затылок, он продолжил:

– Ладно, привлекать тебя к ответственности не буду, ты, похоже, и так натерпелся, грех возьму на себя. Но ты при выписке из госпиталя напиши рапорт с просьбой перевести тебя на должность, не связанную с летной работой…

Старший лейтенант Демьяненко со слезами на глазах горячо поблагодарил командира и вышел от него с таким чувством облегчения, будто бы с него сняли большой груз, который он носил на себе. Да и восстановление здоровья пошло значительно быстрее.

После выписки из госпиталя он по собственной просьбе был переведен на штабную работу, где занимался планированием полетов.

Ковбойская посадка

Этот летний день 1943 года навсегда остался в памяти тех, кто тогда находился на авиабазе «Ладд-Филд». На этом заполярном аэродроме произошло событие, которое по праву можно назвать уникальным. А произошло вот что.

Рано утром командир эскадрильи перегоночного авиаполка Пётр Гамов на бомбардировщике Б-25 «Митчел» повёл десятку американских истребителей «Аэрокобра», управляемых советскими пилотами, на аэродром Ном для их последующего перегона на Камчатку. Взлёт прошёл штатно. Поднявшись в воздух, истребители выстроились клином и летели за ведущим, строго выдерживая высоту и дистанцию.

– Командир, у нас проблемы, – услышал Гамов сквозь эфирный шум в наушниках голос штурмана своего самолёта.

– Что случилось?

– Переднее колесо шасси не убралось, похоже, что отсоединилась стойка.

– Как это могло произойти?

– Известно как, плохо болт затянули или лопнул подкос, словом, передней ноги у нас нет, – доложил штурман.

Пётр был уверен в каждом человеке своего экипажа и, если неисправность проявила себя в воздухе, значит, на земле её обнаружить было невозможно. Он осмотрелся, повернул голову налево, затем направо. Летевшие рядом с ним истребители пожуравлиному чётко выдерживали строй. Справа от него на своём обычном месте шёл командир эскадрильи истребителей майор Жевлаков.

– Федя, у меня проблемы, передняя нога не становится в замок.

– Да, я вижу, она у тебя болтается. Каким будет твоё решение?

– Я вас доведу до Галены, ты знаешь, это запасной аэродром на полпути к Ному, там вас оставлю, а сам вернусь на базу.

– Окей, а как будешь садиться?

– Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.

Он ещё не знал, как будет выходить из создавшегося положения, но был уверен, что решение придёт. Часа через полтора внизу среди каменистых сопок появилась извилистая лента главной реки Аляски – Юкон, вспарывающей своим руслом девственную зелень живописной долины. На её обрывистом берегу заканчивалась отливающая серебром бетонная взлетно-посадочная полоса, расположенная под прямым углом к реке. Полоса была не очень длинной, но её вполне хватало для посадки истребителей. По команде ведущего сопровождаемые самолёты благополучно приземлились. Жевлаков включил рацию:

– Спасибо, Петя, за сопровождение, мы на земле, всё в порядке. А вам ни пуха, ни пера, благополучной посадки, – он сделал паузу и добавил. – Зря не рискуй, за покидание самолёта вас никто не осудит, ведь «косяк» не наш, союзнический.