Пионерский характер - [42]
Вот у просеки старая сосна. В стволе её — железная петля. Покрыта ржавчиной, будто кровью. Дерево окружено невысоким заборчиком. Его в позапрошлом году соорудили ребята-лесники. Это после того, как они узнали, что старое сосновое дерево, по существу, — памятник. А рассказал им про него лесничий — дядька Антон. Антон Казимирович был партизаном в войну. Когда ходил с товарищами в разведку, фашисты выследили лесных бойцов, схватили их и стали пытать. Вот у этой самой сосны, с железной петлей. Не выдали партизаны врагам свою партизанскую тайну. Тогда-то фашисты повели их на расстрел. Дядьке Антону удалось развязать руки. Ударил он одного гитлеровца, второго — и в лес, в самую глухую гущу. Ушёл! А вот семерым товарищам его, которых тоже пытали у сосны, спастись не удалось…
У партизанского памятника перебывали все деревенские пионеры.
Михаська, тот несколько раз приходил сюда. Слушал воспоминания бывших партизан. Свою пущу они называли живой зелёной бронёй: она укрывала их от врага. Она же и кормила, согревала. Фашисты люто ненавидели «Озерищенскую крепость». Жгли её, рубили, бросали на неё бомбы… Выстоял белорусский лес. Правда, поредел. Но за ним теперь, как за раненым богатырём, ухаживает даже детвора. По соседству с Озерищенским пионерским лесничеством действует ещё одно. Да если каждый из ребят посадит в лесу хотя бы по одному дереву…
Недалеко от дерева-памятника пасутся совсем молоденькие ёлочки. Школьная делянка! Здесь ветер вольнее чувствует себя, и деревца с хвойными крестиками на макушках без устали кланяются друг другу. Вот такими же колючими, точно зелёные ежи, елями пионеры из школьного лесничества засеяли и соседнюю полянку.
Когда Михаська наведывался сюда с ребятами весной и гладил своих питомцев, то мутовки у них были мягкие, нежные, словно трава. А теперь мальчуган тронул еловую ветку — и укололся.
Какое-то время мальчишки стоят тихо-тихо, стараясь не дышать. Прислушиваются: не стучит ли где топор? Кроме дятла, никто в лесу сегодня не стучит. Судя по солнцу, а оно где-то над головой, времени уже немало.
Облюбовав «корабельную сосну» с шелушащейся, вроде луковичной, корой, Саша взобрался на её вершину и долго из-под ладони оглядывал зелёный простор: не дымится ли где?
Михаське тоже хотелось бы залезть на такую высоту и сделаться наблюдателем, да Саша отговорил: «Пожара не видно. А просто так лазать у нас времени нет. Пошли дальше…»
Одинокое дубовое дерево. Оно не бросается в глаза. Другой прошёл бы мимо, не заметив его. А Саша приблизился к нему, и у него что-то защемило в груди. На стволе дуба — глубокая, не зажившая ещё рана. Один порубщик думал свалить дерево весной, как раз в то утро, когда патрулировал в пуще Саша.
Он примчался на стук топора. Незнакомый детина рубил недавно зазеленевшее дерево. А оно тихо, безропотно стояло под чистым небом. Только чуть-чуть вздрагивало.
— Кто это вам дозволил? Разрешение есть?
Саше можно было и не спрашивать, потому что глаза у незнакомца сделались испуганными, словно он только что вынырнул из воды, едва не захлебнувшись. Стараясь казаться спокойным, парень, глядя на грозный патруль, сунул в рот папиросу и начал хлопать себя по карманам. Искал спички.
— Курить запрещено! Имеется для этого место! — Саша поправил повязку на рукаве — знак лесного дозора. — А ну, пошли в сельсовет! Там разберёмся!..
Порубщика, понятно, наказали по заслугам. А дубок, на который он покушался, едва не погиб.
Об этом Саша рассказал Михаське, и тот даже позавидовал ему: «Поймал вредителя!» А вот ему, Михасю, сегодня, пожалуй, так и не удастся ничего совершить. Мирно, тихо в пуще.
Какая-то надежда была ещё у мальчугана, когда он с товарищами, выйдя к новой просеке, увидел двоих с пилами и топорами. Оказывается, лесорубы. Саша знал их. Он, правда, всё равно попросил у них нужные бумаги. Те уважительно поздоровались с дозорным и вынули документы — разрешение на рубку в отведённом урочище.
Больше ничего такого во время первого Михаськиного дежурства не было. Но когда об этом узнал лесничий Антон Казимирович, он обрадованно сказал:
— Скоро, пожалуй, не нужна будет охрана в нашей пуще. От кого её стеречь, если вон какой народ подрастает? — Посмотрел на Михаську: — А заботиться о лесах наших, ухаживать за ними, новые растить — это дело нескончаемое. Я-то что? Начал леса сажать, когда мне под пятьдесят уж было. Своих малолеток настоящими деревьями я, может, и не увижу. А вы, хлопцы, и ты, Михась, придёте в пущу, и красавицы зелёные низко поклонятся вам.
Кое-что о президенте
Взглянешь мельком на карту — будто тигрёнок разлёгся там, на северо-западе. Это Скандинавский полуостров. Фиорды изрезали спину полосками. А по туловищу и хвосту тоненькими буквами: «Лапландия». Волшебная, таинственная страна! Семиклассник 526-й ленинградской школы Саша Белов писал реферат научный, требующий строгого отношения к словам и фактам. Назывался его труд «Швеция». О Лапландии сказано там совсем немного и немного о народе саами, с которым встретился Саша, изучая голубые пятна озёр и коричневые вершины скал на туловище «тигрёнка». Он тогда очень удивился: такой небольшой народ и страна его, Лапландия, небольшая, а поделена историей между четырьмя государствами, и сложна, нелегка судьба его…
