Пионер, 1954 № 02 - [7]
- Если бы он не споткнулся о попаленную берёзу - знаете, за дорогой? - и не поймали бы, - подтвердил Алексей Саввич, утирая разгорячённое лицо. - А второй так и сгинул. Их ведь двое было.
Вдруг Нарышкин рванулся у меня из рук, но останавливать его не пришлось: он застонал, скрипнул зубами и сел на землю.
- Я всё-таки не пойму: как это получилось? - спросил я.
Ребята наперебой стали рассказывать.
В полночь Алексей Саввич - дежурный воспитатель - шёл от столовой к дому, а Сергей Стеклов - командир сторожевого отряда - сидел на подоконнике нижнего этажа. Вдруг крик в спальнях наверху: «Держи! Лови!», - и кто-то стремглав летит с лестницы. Сергей расставил руки, но тот слёту сбил его с ног и выпрыгнул в окно. Тут путь ему преградил Алексей Саввич, но сбоку подскочил ещё кто-то, сильно ударил Алексея Саввича палкой по плечу (наверно, хотел по голове, да промахнулся) и, не останавливаясь, промчался вслед за первым прочь, в парк. Алексей Саввич бросился за ними, Стеклов обогнал его. Они бежали в темноте,- не разбирая дороги, почти не надеясь настигнуть непрошенных гостей.
- Так как-то, знаете, сгоряча, - пояснил Алексей Саввич.
Но тут впереди раздался треск, шум падения, и Сергей почти наткнулся на упавшего. Подоспел Алексей Саввич, и они повели пленного к дому. Он хромал, спотыкался, упирался - ничего не помогло.
И вот он сидит на земле, скрипя зубами от били и держась обеими руками за ногу. Видно, здорово расшибся.
- Вот чёртов сын! Воровать пришёл! Воровать явился! - шумят кругом. - Что на него смотреть! Дать по зубам! Чего надумал! Где ворует!
- Отпустили тебя по-хорошему, - слышу я рассудительную, неторопливую речь Павлуши Стеклова. - А ты чего?!
- Погодите! - сказал вдруг, наклонясь к Нарышкину, Алексей Саввич. - Тут что-то липкое. У него нога в крови!
- Да что с ним нянчиться?! - с отвращением крикнул Король. - Ну его к чертям в болото!
- Как хочешь, Король, а ногу ему перевязать надо, - спокойно возразил Алексей Саввич.
Новый вопль возмущения прервал его на полуслове, никто не хотел слышать ни о каком снисхождении.
- Ну-ка, Сергей, помоги, - распорядился я. - Бери его подмышки.
Как ни осторожно я взял Нарышкина за ноги, боль, видимо, была сильна - он всхлипнул, но тотчас испуганно умолк, наверно, ему хотелось бы сделаться как можно меньше и незаметнее.
- Не перелом ли?… - озабоченно подумал вслух Алексей Саввич.
- Ему бы все кости переломать! - пробурчал кто-то.
- Ладно, полегче, - осадил Сергей.
И мы понесли незадачливого налётчика в нашу больничку - маленькую комнатку во флигеле, которая всегда пустовала: болеть у нас никто не желал.
Мы положили Нарышкина на кровать, и здесь, когда его уже не окружали рассерженные ребята, он глубоко вздохнул, как вздыхают дети после долгого плача, и сказал робко:
- Болит…
Я осторожно тронул его ногу, но в ответ раздался нечеловеческий вопль.
- Пожалуй, перелом. Хирурга надо, и как можно скорее. Сейчас уложим его поспокойнее, а чуть свет надо послать за Поповым, - тревожно сказал Алексей Саввич.
- Пошлём, - ответил я. - Пока суд да дело, попроси, Сергей, сюда Галину Константиновну. Что-нибудь сообразим.
Нарышкин лежал перед нами, глядя то на одного, то на другого, иссиня-бледный и напуганный.
- Ой, Семён Афанасьевич, не уходите! - сказал он умоляюще, когда я направился к двери.
- Лежи. Ничего с тобой не сделают, понял? И Галина Константиновна остаётся.
Мы с Сергеем выходим. У. крыльца всё ещё толпа, шум, говор, должно быть, в доме никто не спит.
- Стукнули вы его? - с надеждой в голосе спрашивает кто-то у Стеклова.
- Ты что, ошалел?
- А чего он орёт?
- Ногу сломал, вот и орёт.
- А-а-а! - разочарованно тянет собеседник Сергея.
Я велел немедленно разойтись по спальням, но спали в эту ночь плохо. Рано утром Галю около Нарышкина сменила Екатерина Ивановна, а Жуков пошёл за хирургом, который жил неподалёку.
С хирургом нам пришлось познакомиться давно. Однажды Коршунов подавился рыбьей костью. Он кидался, мотал головой, и совершенно выбившаяся из сил Галя с помощью Короля и Стеклова отвела его к Евгению Николаевичу Попову. Как уверяли наши, доктор только заставил Коршунова раскрыть рог и сразу вытащил кость, точно она сама прыгнула ему в руки.
Но теперь предстояло вызвать доктора к нам, да ещё в такой ранний час. Вдруг он не сможет придти! А Нарышкину было худо: всю ночь он маялся, стонал и не сомкнул глаз ни на минуту. Евгений Николаевич скоро появился и высоко поднял брови, поняв, что мы мало надеялись на его приход:
- Где же это вы видели врача, который бы не пришёл туда, где его ждёт больной? Непростительно, что вы не прислали за мной ночью!
Он был высокий, толстый, совсем седой, даже брови белые. Вася Лобов с полотенцем через плечо, задрав голову (доктор был почти вдвое выше), проводил его к умывальнику. Вымыв руки, Евгений Николаевич подсел к кровати Нарышкина, с минуту молча, внимательно смотрел на него, потом обернулся к нам:
- Что это он у вас в таком виде?
Вид был плачевный. Правда, рубашку удалось сменить, но штанину весьма сомнительной чистоты Галя просто разрезала. И всем своим видом Нарышкин, хотя и умытый, совсем не походил на остальных ребят.
