Пионер, 1951 № 12 - [5]

- Я от этих коров телят принимать буду. Мел и уголь нужны, чтобы телёнок нормально развивался. А так как я хочу, чтобы мои телята были крепкие, то я и требую, чтобы точно соблюдали рацион. Понимаешь, Степан?

Степан взглянул на Катерину, и в сонных глазах его неожиданно отразились любопытство и удивление:

- А неужто это на телёнка влияет?

- Конечно, влияет, Степан! Ну неужели бы я зря приставала к тебе?

- Как увидел, идёт, так сразу понял: покоя не будет… - проворчал Степан. Однако взял пустое ведро и пошёл за углем.

Катерина вошла в коровник. Коровы шумно жевали только что заданный клевер. Разномастные, большие и маленькие, две - три с признаками породы, а остальные всё простые, деревенские бурёнки…

«Надо бы, надо уж нам коров подбирать…» - подумала Катерина. И, вспомнив рассказ Насти, представила себе костромскую ферму: все одномастные, серебристо-серые, крупные, молочные. «Как достигнуть этого? Будем лучших телят подбирать. Ну, что ж! И у Малининой не сразу такая ферма стала! Малинина сумела, почему же нам не суметь?»

Поздней осенью отелилась большая холмогорка Ласка. В эту ночь Катерина осталась ночевать в коровнике вместе с Дроздихой и с дояркой Аграфаной. Ласка была аграфенина корова.

Тускло горела лампочка под потолком. Сонно и тяжело дышали коровы. Аграфена устроила постель на сене в пустом стойле.

- Ложитесь, поспите, - сказала Дроздиха, - а мне всё равно не спать, тогда разбужу.

…На рассвете Катерину тряхнули за плечо, и она проснулась.

- Ну и крепко ты спишь! - сказала Дроздиха. - Раз пятнадцать звала… вставай, принимай прибыль!…

Катерина вскочила и побежала к корове. В маленькие ок.ошки глядела холодная заря…

Клетку с телёнком перетащили в катеринин телятник. Катерина густо настлала телёнку чистой соломы и сверху прикрыла его соломой, как одеялом. Через минуту в телятник вошёл дед Антон.

- Уже управились? А я думаю: дай схожу взгляну, как-тут дела…

- Всё хорошо, дедушка Антон, - всё ещё взволнованная, ответила Катерина, - тёлочка!

- Ну, в добрый час! Идите спать теперь… Аграфена зевнула.

- И то пойду! - И вышла из телятника.

Но Катерина всё стояла у клетки и смотрела на маленького чёрного с белым телёнка.

- Племенная, дедушка Антон! - Потом спохватилась: - Надо нам из телятника уйти. Пусть тёлочка спит!

И, когда вышли в тамбур, напомнила:

- Дедушка Антон, значит, в этом телятнике я хозяйка? Ты помнишь это?

- А как же? Так и договорились. Хозяйка - ты, и ответчик - ты.

- Ну, тогда так. Запиши, дедушка Антон, в наши правила: чтобы никто, кроме меня и кроме ночного сторожа, не входил в телятник, даже бригадир. Даже ты. Только ночной сторож может входить и я. Принимаешь?

- Ну что ж! Правильно. И в Караваеве так,

- Да ведь я же оттуда и вычитала. И чтобы посуда у меня была отдельная. И чтобы корм мне в тамбур подавали, а телятам корм давать буду только я. Принимаешь?

- Принимаю.

- Ну вот и внеси это, дедушка Антон, в наши правила. Чтобы на ферме все об этом знали.

Тусклая заря желтела на небе. По небу шли тяжёлые, медленные облака. Кое-где ещё сквозили чистые осенние звёзды.

- Ну, иди, голова, иди спать! - сказал дед Антон. - А уж мне идти не к чему, скоро доярки придут.

Шёл день за днём. Отшумела листва на деревьях. Улетели птицы. Скотину выгоняли поздно, пригоняли рано. А скоро и совсем поставили в стойла: заморозки начались по утрам.

Телятница Паша, растапливая в большом телятнике печь, вздыхала и охала:

- Ну, вы подумайте! Вы подумайте только! Ведь не топит Катерина-то! Даже отказалась от дров!

- Хоть бы ты, Марфа Тихоновна, в это дело вмешалась! - сказала однажды молчаливая Надежда. - Ну что это! Поморозит всех телят. Простудит, а куда их потом? Ты же всё-таки бригадир!

- Не моё дело, - с напускной беззаботностью ответила Марфа Тихоновна, - читала, небось, правила? Никому не входить! Ну и хорошо! Я и не пойду. Зачем я пойду? Пускай одна в своём телятнике царствует. - И спустя несколько минут с язвительной усмешкой добавила: - Зато и отвечать будет одна!

А в катеринином царстве пока всё было тихо, чисто и весело. Восемь маленьких теляток стояли в клетках. Восемь голосов встречало её, когда она приходила. Катерина сама и кормила их и чистила.

Но когда начались заморозки, у Катерины стало тревожно на сердце. В один из холодных октябрьских дней, когда под дождём вздувались и плыли по лужам пузыри, Катерина зашла к деду Антону. Бабушка Анна сидела с газетой у окна перед накрытым столом и ждала деда Антона обедать. Увидев Катерину, она отложила газету:

- Что, Катюша? Всё ли у тебя благополучно?

- Всё хорошо пока, бабушка Анна!

- Ну, и в час добрый! А тут вот американцы опять, видишь, что делают? Изничтожают Корею-то! Ни совести, ни жалости!… Удивление!

- А у нас, в Союзе, как дела? Ты про новостройки-то, бабушка Анна, тоже читаешь?

Бабушка Анна оживилась, подняла очки на лоб:

- А как же? Ну, у нас, на Каховской ГЭС, работа, как в котле, кипит: буровые вышки ставят, землю изучают, дорогу прокладывают, где канал должен пройти. А на канале, видишь, плотину выстроят в сорок метров высотой да в восемь километров длиной - ну, каково? Как поставят плотину, так ведь там, по степи-то, целое море разольётся! Уж не знаю, на сколько километров, только очень широко!