Пионер, 1951 № 04 - [8]
Через месяц собака уже ковыляла на трёх ногах. Когда она видела Кны, то с ласковым визгом бросалась к нему, лизала руки, всячески выражая свою преданность.
Доктор, который по просьбе Кны сделал собаке операцию, не звал, что его необыкновенная пациентка поправилась, и был очень обрадован я тронут, когда Ены явился к нему с подарком - рослым, крепким щенком. Это был щенок от выхоженной Ены собаки.
…Прошло время. Из Кны вырос отважный охотник и прекрасный человек. Он был одним изпервых комсомольцев в своём крае и пользовался большой любовью и уважением зимовщиков.
Впоследствии я узнал, что Ены стал начальником зимовки.
Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук - мой старый знакомый. Мы дружили ещё в то далёкие времена, когда были вихрастыми мальчишками и жили в тихом городке Липецке.
Прошло много лет. Мы оба стали лётчиками и встретились далеко от родного Липецка, на Севере.
По тому, Как Маэдук говорил о работе, я пошл, что он крепко полюбил своё дело и с большим удовольствием работал на. линии, которую я открывал: Хабаровск - Сахалин.
Я не был в этих краях четыре года, и у Ильи Павловича, конечно, нашлось что мне рассказать.
- На линии Хабаровск - Сахалин, - с нескрываемой гордостью начал он, - мы теперь летаем в любую погоду. Правда, бывали у меня пренеприятнейшие обстоятельства. Один раз чуть в Татарский пролив не хлопнулся… да не один, а с пассажирами…
- Как это тебя угораздило?
- Мелочь, неаккуратная заправка самолёта, - и вот чуть не погибли четырнадцать человек и машина.
Дело было так. В один из пасмурных зимних дней, когда в воздухе крутится мельчайшая ледяная пыль, мне было дано задание спешно перебросить на Сахалин двенадцать пассажиров и двести килограммов почты.
Ни мне, ни механику, ни даже пассажирам не было в диковинку летать в такую погоду. Поднялись, легли на курс и через два часа были уже на полпути к Нижне-Тамбовской. Ещё через час я оставил позади торосы Амура. Теперь под нами море, никогда не замерзающий Татарский пролив. Только сорок километров отделяют нас от Сахалина, но эти километры - сплошная вода. И именно тут у меня вдруг сдал средний мотор!
…Самолёт быстро снижался. Единственная моя мысль - во что бы то ни стало идти вперёд, тянуть самолёт как можно ближе к берегу… Оставшиеся исправными моторы работают на полном газу, но машина продолжает снижаться. Сбрасываю рукавицы, чтобы как можно точнее вести машину. Ладони моментально прилипают к штурвалу. Белеют концы пальцев, но мне не до этого: речь идёт о жизни двенадцати пассажиров.
Машина продолжает снижаться.
Вижу, что единственный выход - облегчить машину. Приказываю механику немедленно выбросить за борг почту, инвентарь и чемоданы пассажиров.
Пока механик выкидывал почту и инструменты, пассажиры с недоумением следили за ним. Но когда дело дошло до их чемоданов, поднялся спор. Дорожа каждой секундой, механик кое-как объяснил положение. А машина, пока он уговаривал пассажиров, продолжала снижаться. Мы шли уже на высоте двухсот метров…
…Вода всё ближе и ближе. Всё, что можно, выброшено, но машина ещё тяжела. Что делать?… Мобилизую все силы, чтобы овладеть собой, найти выход. Вдруг вижу: механик начинает быстро раздеваться.
«Что с ним? - думаю. - Неужели решил выброситься, чтобы облегчить самолёт?»
Но оказалось, что такого намерения у механика не было, он решил спустить бензин из запасных баков, помещающихся в крыльях самолёта.
Я кивком головы одобрил его. Ведь это избавит нас от двухсот килограммов груза! Но успеет ли механик закончить операцию прежде, чем самолёт коснётся воды? Чёрные волны уже совсем близко. Кажется, ещё один момент, одно неосторожное движение - и всё будет кончено…
И вдруг я почувствовал, что машина как-то вяло, словно нехотя начинает набирать высоту. Значит, успел!
В ту же минуту из крыла показался механик. Лицо и руки его были обморожены. И не удивительно: пришлось пробивать бензиновые баки отвёрткой, иного выхода не было. Бензин хлынул из бака, обливая лицо, руки, одежду, а мороз стоял крепкий.
Я крикнул механику, чтобы он разбил стекло компаса и обтёр спиртом обмороженные места. Он испуганно замахал руками:
- Что ты, что ты?… Как же ты без компаса поведёшь машину!…
Этот ответ так поразил меня, что я даже забыл на минуту о нашем положении, о том, что опасность ещё далеко не миновала. Я думал: когда работаешь с такими замечательными людьми, никакая опасность не страшна. Верно?
- Сущая правда! - ответил я.
- Или вот ещё какой был случай; тоже повезло мне тогда на замечательного человека, - увлёкшись воспоминаниями, продолжал Мазурук. - Сел я как-то на лес…
- Как же это на лес?
- А вот как. В прошлом году мне пришлом лететь из Охи в Александровск на стареньком самолёте, ремонтировавшемся уже не меньше двенадцати раз. На борту, кроме меня и бортмеханика, находились ещё пассажиры: двое мужчин и женщина с ребёнком.
Неожиданно над дремучей сахалинской тайгой, на высоте в триста - четыреста метров отказал мотор. Делать нечего: без мотора не полетишь. Пришлось садиться прямо на лес.
