Пилюля - [3]

Бабукин скрипнул зубами.

– Я Володя. Я в бабу превратился. Что же теперь делать?

– Не знаю, – сказал мужчина и заплакал.

– Ира, надо в загс бежать к этой… – Бабукин слез с раскладушки и неуверенно сделал шаг-другой по балкону.

– Сегодня воскресенье, – всхлипнула Ирина, – в загсе выходной.

– Ах ты чёрт! Но что же делать? До понедельника так и будем? А в понедельник мне в первую смену… Ладно, – Бабукин вздохнул, – будь что будет, надо умываться.

Принимая душ, Владимир Иванович с удивлением отметил, что, невзирая на заметную полноту, новое тело его было гибким, и он без труда вымыл спину мочалкой. Кое-как скрутив длинные волосы узлом на макушке, Бабукин почистил зубы, похлопал себя по крутым бёдрам и вышел в коридор.

Ирина занимала ванную гораздо дольше – пыталась самостоятельно побриться. С порезами на щетинистом подбородке она выглянула из ванной и жалобно попросила мужа помочь ей. Бабукин зарядил в станок новое лезвие, показал жене, как надо водить бритвой по щекам. Благодарная Ирина помогла Владимиру Ивановичу застегнуть лифчик.

Больше того, она достала для мужа из тумбочки новые финские колготки.

Завтрак всё же прошёл в напряжённом молчании. Ирина, против обыкновения, ела немного, почёсывала изрезанные щёки, то и дело промокала салфеткой зарёванные глаза. Владимир Иванович допил чай, закурил папиросу, невидящим взглядом уставился в стену. Ему вдруг смертельно захотелось выпить.

– Ира, – начал он издалека, – у нас, кажется, постное масло закончилось. Я схожу в магазин?

– Иди куда хочешь, – равнодушно сказала жена, – мне теперь всё равно. Впрочем, сахару тоже купи. И вермишели полкило яичной.

Владимир Иванович вышел из-за стола, насвистывая, подсел к туалетному столику, выбрал светлую губную помаду и стал наводить марафет…

На улице было холодно. Ноги в тонких колготках непривычно мёрзли, осенний ветерок поднимал юбку, которую то и дело приходилось одёргивать, лифчик нестерпимо давил грудь. "Как они в нём ходят?" – недоумевал Бабукин. Ирины туфли на высоких каблучках предательски бросали его из стороны в сторону.

– Напилась с утра, такая молодая, тьфу! – проворчал сзади скрипучий старушечий голос. – Совсем совесть потеряли…

– Сама ты напилась, старая галоша, – огрызнулся Бабукин и вспомнил о цели своего путешествия.

Только что пробило одиннадцать, заведение уже открыли, и Владимир Иванович занял очередь одним из первых. Поставив на столик стакан, он достал из сумочки папиросу, продул машинально мундштук, задумался.

– Барышня забыла дома спички? – прохрипел толстый краснорожий мужчина в драной меховой куртке и потёртых джинсах. Он чиркнул зажигалкой и поднёс дрожащей рукой огонёк к носу Владимира Ивановича. Бабукин прикурил, отпил вина. Нервное напряжение потихоньку спадало. Мужчина в куртке живо перенёс свой стакан за столик Владимира Ивановича.

– Одинокой женщине в столь ранний час, в выходной день…

– Чего тебе надо, козёл? – Бабукин отхлебнул вина и уставился в красные воспалённые глаза соседа. – Я не женщина, понял?

– Понял, – оживился тот, – но это дело поправимое.

– Я вообще не женщина, это одна видимость.

– Одна видимость, – согласился обладатель рваной куртки и вдруг обхватил Бабукина за плечи.

– А вот это ты оставь! – разъярился Бабукин. Собрав свои слабые женские силы, он оттолкнул мужчину и вышел из кафе.

– Тётя, сколько времени? – спросили откуда-то снизу…

Бабукин очумело брёл по улице. Приятный хмель обволакивал полное, но гибкое тело. Каблучки весело стучали по мостовой. Впереди, колыхая бёдрами, шла пышнотелая блондинка. Владимир Иванович присвистнул. Обычно стакана порт-вейна ему хватало только на то, чтобы слегка поднять настроение, опохмелиться, привести себя в форму. Но женский организм отреагировал на вино по-своему: в голове вертелись какие-то бешеные мелодии, грудь горела, жадный взор ощупывал плывущую впереди блондинку, ноги сами по себе несли Бабукина к ней.

– Эй, красавица! Куда спешишь, солнышко? Я вижу – нам по пути…

Красавица обернулась. Она и впрямь была на редкость хороша: золотые волосы, свежее, чуть полноватое лицо, не знающее косметики, высокая грудь, затянутая толстым мохнатым свитером.

– Что вам, девушка? – спросила блондинка, с интересом разглядывая Бабукина.

– Как вас зовут? – спросил Бабукин. Его слегка пошатывало.

Блондинка чуть помедлила.

– Меня зовут Георгий Александрович, – ответила она.

Бабукин радостно смотрел на девушку.

– Значит, вы тоже?

– Что тоже?

– Тоже писин? Загс? "В далёкой Индии…"?

Блондинка тревожно заглянула в глаза Бабукину.

– Я собрался разводиться с женой, – начала она, – врач посоветовал нам принять…

– Да, да, – обрадовался Бабукин, – врачиха посоветовала вам принять писин, и вы превратились в женщину…

– …А моя жена в мужчину, – закончил Георгий Александрович.

Наступила пауза. Они не знали, что делать. Наконец Бабукина осенило.

– Жора, надо отметить это дело…

…Через десять минут приятели сидели в парке на скамеечке. Жора открывал бутылку, Бабукин притащил из автомата с газводой два мокрых стакана. Прохожие с удивлением посматривали на полных светловолосых девушек, которые, оживленно беседуя, пили портвейн, жевали плавленые сырки, хохотали, курили, ощупывали друг дружку, взвизгивали и снова хохотали.