Старлей задумался, как бы переводя мои слова на военный "Так точно. Будет исполнено". Кивнул, типа "честь имею" и вышел, не щёлкнув каблуками.
Перепуганная Анечка промямлила:
– Давай не будем…
А если будем, то давай… – пронеслось в моей голове. Но, я в ответ просто махнул рукой…
Как бабушка говорила: "На Святки только волки женятся."
9 января 1950 года.
Замёрз, как цуцык. Уже под утро матрас с пустой койки на своё одеяло навалил. Только отогрелся – заявились доктора. Осматривали, ощупывали, спрашивали. Я колебался вокруг линии навеянной Еленой Малышевой. Светила местной науки говорили про антишоковый метод Лины Соломоновны Штерн, про исчезновение пластов памяти прошлого, про появление новых откуда-то появившихся пластов.
Написали заключение: неделя – постельный режим, затем еженедельный осмотр в течение месяца спортврача на стадионе "Динамо" (Вы же там рядом живёте?!), через шесть месяцев – новое заключение о максимальных нагрузках.
Главврач Михаил Петрович давая бумагу и поглаживая бороду:
– Берегите себя, юноша! Спорттравмы в последнее годы сломали здоровье многих молодых людей. Будьте благоразумны и осторожны! А с памятью дело тёмное. Само собой может наладится, а может – нет. Но, вы – молоды… Быстро наберёте новых знаний и воспоминаний. Всего хорошего.
Получив заключение с печатью, попрощался со знакомыми больными, съел остывший завтрак, переоделся и уселся внизу ждать машину.
Напротив меня расположилась компания из двух выздоравливающих в полосатых пижамах и трёх гостей в лётных куртках. Они незаметно (как им казалось) разливали и закусывали пирожками, перемежая действо незамысловатыми шутками типа:
– Возле кассы стояла очередь, вся кривая. Подошёл здоровый армянин, стал сзади, и очередь выпрямилась…
После этого рассказчик, выдержав секундную паузу, спрашивал у не знавшего шутку:
– Ну что, до тебя дошло?
– Конечно!
Рассказчик же показывал пальцами зазор сантиметров пять и говорил под хохот знатоков:
– А до меня вот столько не хватило!
Приговорив бутылку, они задымили под военные истории. Один капитан говорит:
– Вчера в штабе ВВС встретил знакомого. Он старшим сержантом в сорок втором к нам в запасной в Иваново прибыл. Из учебки откуда-то из Средней Азии.
– На верблюдах что ли учился летать? – спросил один, и все загоготали.
– Похоже на то, – продолжил капитан. – Он в соседней эскадрилье ошивался. Как на фронт попали то он в первом боевом "Лавочкина" загубил. Мало того, что его "Мессер" прошил, так он ещё спикировал на наши зенитки. Те и всадили ему пару снарядов.
– Да. Наши по своим метко стреляли, – закивав головами, согласились с ним товарищи.
– Самолёт в утиль, этого Ваню-Хохла особист предлагал в ПВО на землю списать. Но, комполка упёрся. Оставили Ваню. Тот летал, стенгазеты красиво оформлял. Свой первый только на сороковом боевом вылете сбил. А меня в том бою ранило. После госпиталя в другую часть. В ПВО перевели в инструкторы. А про Ваню-Хохла я и забыл, даже фамилию его не помнил.
Рассказчик замолкает, делая паузу для интриги.
– Ну, так вот. Встречаю сегодня Ваню-Хохла в коридоре. Идёт вместе с Василием Иосифовичем… Трижды Герой, весь в наградах чуть ли не до до пояса. Меня увидел, поздоровался.
Сталин спрашивает трижды Героя, кивая на меня:
– Что, Кожедуб, знакомый твой?
Тот отвечает:
– Вместе под Курском бились.
– Сталин мне руку пожал, – рассказчик поднимает руку, чтобы все видели, – и говорит всем в коридоре: "Вот такие орлы у нас служат."
– За орлов нужно выпить, – предлагает один из гостей, и достаёт из портфеля бутылку.
Тут открывается дверь. В клубах морозного пара появляется знакомый мне офицер. Машет рукой:
– Готов? Поехали.
Вчерашний старший лейтенант ловко спустился по обледенелой лестнице, и запрыгнул на переднее сидение. Я же согнувшись буквой "Зю", не торопясь залез на заднее сидение "Эмки". Водитель отжал сцепление, и мы покачиваясь на снежной дороге поехали по промороженной Москве.
Московский аэропорт переживал реконструкцию в связи с размещением штаба ВВС Московского военного округа. Ремонт помещений, сборка дорогой мебели. В приёмной Василия Сталина сидел высокий крепкий мужчина лет тридцати, сказавший мне:
– Привет, Харий.
– Здравствуйте.
– Слышал? – как-то виновато смотрит на меня.
А я удивлённо смотрю на него. Секретарь, взяв папки, прошел в кабинет начальника с докладом о прибывших. Тут привёзший меня старлей, стоя у двери в кабинет Сталина, закашлявшись, прохрипел:
– Он ещё не знает, товарищ Виноградов. – и уныло так качает головой.
Виноградов, вздохнув, поворачивается ко мне и выдыхает:
– Разбились наши. Все. Никто не выжил… Юрка Жибуртович проспал, прибежал к вылету… Бобров на самолёт опоздал – на поезде поехал. У меня – дисквалификация. У Шувалова… Сталин не пустил. У тебя травма. Четверо нас осталось. Да плюс Пучков из запаса. Как играть будем?
Я молчу. А старлей Виноградову поясняет:
– Да у него запрет на спорт на полгода. И потом ещё неизвестно заиграет ли. Память вон отшибло. – И стучит по прижатой к шинели папке.
Виноградов тяжело вздохнул, запалил папиросу. Тут в дверь вошла женщина в форме.
– Гвардии капитан Мария Долина прибыла за новым назначением – доложила она старлею.