— Я делаюсь от музыки печальным, — опять говорил он, — и мне хочется танцевать. Вы здесь недалеко работаете?
Перед входом в «Золотую звезду» остановился автомобиль, потом хлопнула дверца, и с высоты своего гигантского роста Жерар увидел, что вошли две дамы, очень молодые. Он вышел из-за стойки и спустился в зал, навстречу новым посетительницам. Все столики были заняты. Он провел их к тому, который был ближе всего от стойки и за которым сидели двое мужчин в кепках. Жерар сказал:
— Mesdames, вот вам столик. Мои друзья, — он показал кивком головы на мужчин в кепках, — только что предупредили меня, что они уходят и освобождают место.
Те поднялись и пошли расплачиваться. Валентина Симон сказала своей спутнице, красивой даме с фарфоровым цветом лица:
— You will see, it will be exciting.[6]
Музыка продолжала играть, плечи Жаклины тряслись над роялем, и особенная, дребезжащая печаль гармоник также лилась музыкальными волнами в накуренном воздухе. Валентина вспомнила, как недавно один из ее поклонников сказал ей, что звуки гармоники чем-то напоминают ему поэзию Верлена: та же пронзительная печаль, вызывающая одновременно презрение и жалость. Никто не приглашал танцевать ни Валентину, ни ее спутницу. Тогда из-за стойки вновь спустился Жерар. Он подошел к Валентине, поклонился и спросил, не согласна ли она… Она поднялась и пошла танцевать с ним.
Фред давно следил за ней своими неподвижными глазами. Он увидел тотчас, — так же, как Жерар, — что Валентина принадлежала к другой общественной категории, чем обычные посетители «Золотой звезды», может быть, к той самой, что Роберт Бертье и люди, говорившие в его присутствии об истории европейской культуры. Надо было сделать все возможное, чтобы получить о ней более точное представление. Может быть, эта девушка… Когда танец кончился и Жерар отвел Валентину к ее столику, — Фред видел, что там уже стояло шампанское, которого обычно никто не заказывал в «Золотой звезде», — он поднялся и направился туда. Но когда он проходил мимо стойки, Жерар бросил в его сторону выразительный взгляд, в значении которого нельзя было ошибиться. Фред приблизился.
— Здравствуй, мой милый, — сказал Жерар. Рот его был раздвинут в улыбке, но глаза смотрели холодно и свирепо.
— Здравствуй, патрон, — ответил Фред. Жерар не любил, когда к нему так обращались. Он предпочитал, чтобы его называли «господин Жерар». Но он сделал вид, что не обратил на это внимания. Он понизил голос и сказал:
— Если ты собираешься пригласить эту барышню…
— С вашего разрешения, патрон.
— Конечно, — сказал Жерар. — Я только хотел тебя предупредить, что обращаться с ней надо чрезвычайно деликатно. Если бы тебе пришла фантазия разговаривать с ней, как с Жинеттой или Ренэ, это было бы крайне неуместно и могло бы иметь самые печальные, — он подчеркнул эти слова, — последствия. Ты понимаешь?
— Господин Жерар, — сказал Фред, — я не слепой, у меня есть глаза. Вы можете быть совершенно спокойны.
— Я спокоен, — сказал Жерар. — Если кому из нас придется волноваться, то это тебе, а не мне. Я знаю твою репутацию, но помни, что есть случаи, в которых никакие личные качества помочь не могут. И верь мне, я знаю, что я говорю. Но я знаю также, что ты хороший парень.
Фред успел подумать, что за последнее время он наталкивается на препятствия, которых раньше как будто не было. Он закусил губу, но ничего не сказал и направился к столику Валентины.
Она давно была пьяна, он увидел это по ее туманным глазам. Почти не глядя на него, она положила ему руку на плечо и пошла танцевать. Его поразило ощущение свежести, которую он почувствовал, приблизившись к ней, белизна ее легкой блузки, длинные и чистые ее пальцы, квадратные часики на массивном золотом браслете. Он молчал первые секунды, не находя слов. 0 чем можно было с ней говорить?
Она заговорила первая. Ее взгляд упал на его башмаки с белым верхом и желтым низом, она улыбнулась широкой улыбкой и спросила пьяным голосом:
— Вы сутенер, да?
— Почему?
— Я не специалистка, — сказала она. От нее пахло холодным шампанским. — Но это видно по вашим башмакам.
Фред не понимал.
— Вы не знали? Двухцветные башмаки носят чаще всего сутенеры. Я об этом много раз читала. Расскажите мне, как вы работаете.
— Это не так просто, mademoiselle, — сказал Фред, — на это потребовалось бы много времени.
— Но у нас вся ночь впереди, — сказала Валентина. — Мы будем пить шампанское, и вы будете мне рассказывать, как вы работаете.
— Вас, вероятно, ждут ваши родители дома, mademoiselle, — сказал он.
— У меня нет родителей, — ответила она своим пьяным голосом. — Мой отец давно умер, мать тоже. Я живу у дяди. Эта старая обезьяна меня ненавидит, но он ничего не может сделать, потому что в его положении это невозможно.
— В его положении?
— Ну, да, — сказала Валентина, — он сенатор. Я вам говорю — старая скупая обезьяна.
— Mademoiselle, — сказал он, — если это вас действительно интересует, мы можем с вами как-нибудь встретиться, я с удовольствием…
— Хорошо, позвоните мне по телефону до двенадцати часов дня, — сказала она. Она была совершенно пьяна. — Если вам ответит горничная, попросите mademoiselle Valentine. Вот номер, — она дала ему номер телефона. — Как ваше имя?
