Пилигрим - [94]

Девушка сидела на берегу лас Агвас: Перро свернулся у ее ног, Маноло стоял в воде, как Иоанн Креститель. И вдруг тишину пронзил истошный вопль.

— Боже правый! — воскликнула Тереса и вскочила на ноги. — Мой бедный Пикаро! Я напрочь забыла о нем!

Она напрасно беспокоилась. Ослики по натуре не авантюристы, и далеко Пикаро все равно не ушел бы. Он благополучно нашел дорогу и пробрался через деревья и отару овец к своей госпоже, сидевшей под солнышком на траве.

— Пикаро! — вскричала она, обхватив осла за шею. — Прости меня, мой Пикаро! — Она смеясь обернулась к Маноло: — Это мой разбойник, и я люблю его. — Тереса поцеловала ослика между ушей. — Он возит меня повсюду — а я оставила его там одного! Ах ты, мой бедненький! Прости меня, прости!

— Приведи его сюда и попить дай.

Тереса остановилась на берегу, глядя, как ослик плюхает по воде к Маноло. Пикаро неожиданно задрал голову и испустил радостный вопль оттого, что оказался в холодной воде. Услышав столь непотребный вой, цикады смолкли, а пеликаны чуть было не улетели. Впрочем, чуть подумав, они решили, что ослик им не страшен, и снова сели на воду.

Глядя на горы, озеро, небо, леса, овец, собаку, ослика, птиц и обнаженного мужчину, Тереса сказала:

— Вот он, Бог. Природа и все мы — это и есть Бог.

С деревьев на том берегу в воздух взлетела стайка голубок с колечками вокруг горлышек, покружила, хлопая пыльными крыльями, над озером, и скрылась в горах.

— Правда-правда, — сказала Тереса. — Господь только что сам это подтвердил.

5

Т

Вырезанное в коре дерева.

Т

Юнг сел.

Именно Эмме удалось найти связь. Пока ее живот все рос и рос, она все больше увлекалась чтением дневников Пилигрима, которые по-прежнему были заперты в кабинете Юнга. В конце концов Карл Густав дал ей ключ от ящика и попросил прочесть для него побольше, поскольку у него нет времени. Он должен постараться разговорить Пилигрима, да и остальных пациентов забывать нельзя. Если она обещает не уносить дневники из кабинета и всегда класть на место, он не возражает, чтобы она их читала. Эмма свято выполняла эти условия.

Возможно, сам Юнг побаивался читать дневники. Во всяком случае, у Эммы сложилось такое впечатление. Она видела, как он откладывал чтение на потом, и решила, что они чересчур «личные» для него. Истории в них излагались с точки зрения автора, не оставляя возможности для исследований, которые Карл Густав проводил во время непосредственной беседы. Как-то раз он сказал Эмме о другом пациенте: «Моя сфера не работа, а человек». Он говорил о художнике, живописце. «Некоторые люди, — заявил он, — маскируют в своих произведениях желание остаться непознанными». На что Эмма ответила: «Ну И что? Какая разница? Искусство — это не художник. Оно существует само по себе».

Юнг только пожал плечами.

Через три дня после того как Юнг с Арчи Менкеном обнаружили вырезанную букву «Т», Эмма показала Карлу Густаву несколько абзацев из дневника Пилигрима, которые как раз читала, отметив, что там упоминаются деревья, зимородки и Тереса.

Тереса.

Разумеется, Юнг знал, кто она такая. И не доверял ей. Ее стихией была мистика — а кроме того, похоже, эта женщина не чуралась мистификаций. Взять, к примеру, левитацию. «Хрень собачья!» — фыркнул он, заразившись подобными словечками у Арчи.

Эмма настойчиво твердила, что это лишь часть личности Тересы. К тому же люди видели, как она поднималась над полом во время молитвы.

— Свидетелям можно и заплатить, — сказал Юнг вечером, когда они легли в кровать. — Я просто делаю предположения. Размышляю.

— А насчет открытий Геккеля ты тоже делаешь предположения и размышляешь?

— Когда-то размышлял. Теперь нет.

— Потому что теперь ты веришь.

— Потому что я верю.

— А где твои доказательства?

— Доказательства?

— Ну да. Ты же считаешь, что Тереса должна была доказать, что она жертва левитации.

— Не называй ее жертвой!

— Ладно. Значит, по-твоему, не существует доказательств того, что Тереса поднималась к Богу во время молитвы. Но разве это не могла быть аллегория? Тереса всей душой жаждала увидеть Бога, в самом буквальном смысле. Предстать пред его светлые очи. Она называла Господа Его Величеством. Левитация является восхождением к Богу, что и было ее главной целью! Право слово, не пойму, в чем тут проблема.

— Она была шарлатанкой.

— Она была католичкой — вот что ты хочешь сказать. Причем верующей католичкой. А ты бывший протестант — и все потому, что у твоего забытого Богом отца был Богом забытый приход. Из-за него ты разуверился во всем. Главная твоя проблема, мой дорогой, в том, что ты ненавидишь любого — любого! — кто верит в Бога. А может, и всех, кто вообще во что-то верит.

— Почему ты сердишься?

— Я не сержусь. Я просто спрашиваю. Обрати внимание на ход своих мыслей. Ты не веришь этой женщине, поскольку не желаешь признать превосходство Пилигрима над собой.

— Превосходство надо мной? Что, черт возьми, это значит? Превосходство!.. Бога ради!

Эмма отодвинулась и повернулась к нему спиной.

— Ты не любишь, когда тебе бросают вызов, дорогой мой, — сказала она. — Ты не хочешь признать, что мистер Пилигрим знает то, о чем ты не имеешь ни малейшего представления. К примеру, он знает и понимает святых, чего тебе, быть может, вообще не дано. Прости, родной, но мне кажется, что в случае с Пилигримом он — учитель, а ты — ученик.