Пилигрим - [92]
Итак, однажды в конце июля 1533 года Маноло плавал на спине в пруду. Перро, дремавший на берегу, вдруг вскочил и повернулся к деревьям, в тени которых почивал.
Дождя не было вот уже две недели, и золотистая пыль густым слоем покрыла землю и листву. Шубка Перро тоже блестела на солнце.
Что он увидел? Волка?
Дикую собаку?
Вора?
Высоко в небе Маноло заметил расправленные крылья. Пара орлов — а может, канюков. Похоже, они поймали добычу или выслеживали ее, не сомневаясь в том, что скоро кого-то убьют. Маноло знал, что птицы порой ведут себя как волки, а потому печальный исход неизбежен.
Среди низкорослых дубов росли также ели и сосны, а кое-где даже пробковые деревья и платаны, чьи верхушки торчали над общей массой. В их кронах часто гнездились стаи сорок, ворон и скворцов. Птичий гомон был таким оглушительным, что Маноло называл эти деревья толковищем.
Он поплыл вперед, не спуская глаз — как и Перро — с верхних веток толковища, осенявших берег пруда.
Там, раскинув крылья, сидела птица — или кто-то похожий на гигантскую птицу. Расправленные в ветках крылья помогали ей удерживать равновесие. А может, она просто сушила их на солнце, как делают пеликаны или канюки, наевшись рыбы…
Что же это за птица?
Земные пернатые не бывают такими большими, белыми и ширококрылыми.
Маноло так засмотрелся на это диво, что перестал грести и пошел ко дну.
Судорожно забарахтавшись, он снова вынырнул на поверхность. Глаза заливала вода, а солнце сияло так ярко, что чуть было не ослепило его. Маноло вдруг понял, что на ветвях сидит ангел. Только у ангелов такие широкие крылья, и только небесные создания могут сидеть так недвижно.
Маноло подплыл к берегу, выбрался на сушу и взял костыли.
Шерсть на загривке у Перро встала дыбом, хвост былподжат.
— Со мной идешь ты, — прошептал Маноло, тронув пса за уши и разворачивая вперед, к деревьям.
Крадясь в пятнистой тени мимо дремлющих овец, Маноло видел ангела наполовину, словно тот только начал складываться из кусочков мозаики в единое целое. Пастух споткнулся, замахал руками, и ослепительный свет с золотистой тенью разделили его конечности, костыли и торс на такие искаженные сегменты, что в них трудно было признать человека. Тень бредущего сзади Перро казалась отлетевшей в сторону частью самого Маноло, которую нужно куда-то прилепить. Вопрос только — куда?
В конце концов, запыхавшись, они подошли к подножию дерева. Разглядев ангела поближе, Маноло решил, что тот запутался в ветвях, а не просто присел отдохнуть.
Пастух уставился вверх. Перро молча лег у его ног.
Лицо ангела, окруженное листвой, было обращено к небу.
Он точно залетел в громадный собор и сел в одиночестве на скамейку, купаясь в бликах оконных витражей. Маноло видел такой собор в Авиле, куда его возили в детстве в надежде на чудо, которое излечит мальчика от паралича. Чуда не произошло, но витражи произвели на Маноло неизгладимое впечатление.
Он поверил, что фигуры в окнах живые. Они мерцали в солнечных лучах, и чудилось, будто они шевелятся и дышат.
А теперь он увидел ангела.
Маноло молчал, боясь потревожить неземное создание.
Ангел наконец повернулся и увидел его.
— Ты пришел сюда помолиться? — спросила она.
— Нет, синьора. Я пришел посмотреть тебя.
— Это твое дерево?
— Нет, синьора. Дерево само по себе оно.
— Понятно.
Девушка покрепче ухватилась за ветки, на которых сидела.
— Ты поможешь мне спуститься?
— А разве твоя не умеет летать? — изумился Маноло.
— Нет.
— Как же на дерево попала ты?
— Я не могу объяснить. Так бывает — но я не могу объяснить.
— Бывает?
— Как видишь, я иногда взлетаю. То на верхушки деревьев, то пониже. Но … я не сама летаю. Это просто происходит.
— Твоя больно?
— Нет, только голова кружится. А потом становится смешно.
— Перро боится ты.
— Кто такой Перро?
— Мой собака. Он думал, ты большой птица и хочешь съесть его.
— Я не ем собак — и не могу слететь вниз. У меня нет крыльев.
Услышав свое имя и нежный голос ангела, Перро глянул наверх и завилял хвостом…
— Взлететь — не проблема, — заявила девушка. — Вопрос в том, как спуститься. У тебя случайно нет стремянки?
— Я не знаю, кто такой «стремянка».
— Лесенка. Ступеньки. Как в домах.
— Я не знаю домах.
— Ладно, попробую слезть по сучьям.
Ангел начал спускаться, одергивая запутавшееся в ветвях платье и особенно «крылья», то есть широкие белые рукава.
Маноло отошел в сторонку. Перро тоже встал и спрятался за хозяина.
Девушка спускалась неуклюже и чуть было не упала, но в конце концов встала на землю и отряхнула юбки.
Она посмотрела на Маноло открытым взглядом, в котором не было ни тени смущения.
— Ты голый, — сказала она.
— Часто голый, — ответил Маноло. — Здесь никто нет.
— Меня зовут Тереса де Сепеда-и-Ахумада, — улыбнулась девушка. — Я приехала в Сьерра де Гредос к дяде, дону Педро, брату моего отца.
Маноло заковылял в сторону и попытался спрятаться за дерево.
— Мне хочу вернуться в вода, — сказал он.
— В воду. Да, я видела ее с дерева. Лас Агвас. Дядя говорил, что здесь есть пруд.
Тереса пошла вперед.
— Осторожнее овцы ты, — предупредил Маноло, когда они начали спускаться через рощу. — Сейчас сиеста они, а потом снова начинает пастись.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как «ТИФФ», — выдающийся канадский писатель, кавалер французских и канадских орденов, лауреат одной из самых старых и почетных литературных наград — премии Генерал-губернатора Канады. Финдли — единственный из авторов — получил высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем номинациям: беллетристике, non-fiction и драматургии. Мировую славу ему принесли романы «Pilgrim» (1999) и «Spadework» (2001) — в русском переводе «Если копнуть поглубже» (издательство «Иностранка», 2004).Роман «Ложь» полон загадок На пляже, на глазах у всех отдыхающих умер (или убит?) старый миллионер.
Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.