Пилат - [18]
Пришлось-таки вызвать из кухни Изу.
Дочь пахла рыбой, горячим жиром — и от этого казалась странно чужой, непривычной. Иза всегда была чистой, прохладной, словно накрахмаленной, она так тщательно следила за тем, чтобы тела ее не коснулись кухонные заботы, кухонная копоть, что старая сейчас лишь глаза широко раскрыла, увидев дочь пропитанной жаром и запахами плиты. В Изе словно исчез ненадолго какой-то заслон и она, занятая более важными делами, позволила кухне победить себя. «Тут все зависит от того, как ты себя ценишь, — объяснила она однажды. — Если очень хочешь, то можно и в кухне прекрасно сберечь себя». На этот раз она себя явно не сберегла, сырые продукты, жир, лук, подливка ее одолели. Сегодня вечером Иза не думала о себе. О чем она думала?
Она стоя выслушала, чего хочет Антал. Позже старая много размышляла над тем, что мог означать ее странный взгляд. По какой-то причине Иза не радовалась идее Антала. Старая же дрожала и молилась про себя: только бы дочь согласилась, только бы не сказала «нет», что бы там между ними ни произошло. Если не они с Изой, так пусть хоть Антал останется здесь. Она не смела сказать это вслух: всю жизнь важные вопросы решал за нее кто-нибудь другой, — и лишь про себя повторяла, что уж она-то отдала бы Анталу дом хоть даром, только бы он не трогал драконью голову на водосточной трубе да старательно поливал цветы Винце. Антал всегда помогал Винце колоть дрова, он знает, что чурбан, на котором их кололи, зовут Толстяком.
— Собираешься начать оседлую жизнь? — сказала Иза.
Хотя голос ее был спокоен и совершенно лишен эмоций, даже мать заметила: в словах дочери таится другой, невысказанный, скрываемый изо всех сил вопрос. Антал не ответил, он доставал сигарету; Иза стояла. Старая пробормотала что-то; она поняла, что ей все же лучше уйти из комнаты, что Иза не будет сердиться, если она сейчас нарушит их молчаливый уговор, оставив их вдвоем. Вчера, позавчера им ведь и так приходилось, наверное, встречаться и разговаривать: Иза ходила в клинику благодарить Деккера и ту сиделку, Лидию, за доброту и заботу о Винце. Пробормотав что-то про ужин, она тихо вышла из комнаты. На плите шипел жир, хотя Иза уже отодвинула сковородку с огня. Старая вдруг почувствовала, что не сможет сегодня съесть ни кусочка, масленый бок рыбы блестел, как живой.
Она долго сидела на кухне и поднялась наконец лишь на зов Изы: та крикнула, что Антал хочет попрощаться.
— Договорились? — спросила она с надеждой.
Антал ответил утвердительно. Иза молчала; теперь она уже не была красной, и цветастый материн передник, который она повязала, чтобы готовить ужин, на ее узкой талии выглядел неуместно, даже легкомысленно в сочетании с черной одеждой.
Антал двинулся к двери; она теперь в самом деле не хотела оставлять их вдвоем и сама пошла его проводить. На пороге Антал остановился, заколебавшись на миг, словно хотел сказать что-то примиряющее, утешительное, — но так и не сказал; лишь поцеловал ее, поднял воротник пальто и вышел под дождь. Старая смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду; правда, ей хотелось видеть не столько Антала, сколько, пока еще можно, их знакомую, милую улицу, плавный изгиб поворота, освещенные окна домов, хвастливо высвеченную наивную витрину Кольмана. Шли, разбрызгивая воду, прохожие, блестели зонтики в лучах фонарей. Снова дул южный ветер; безлунное небо в тучах лежало, казалось, на самых крышах. Впервые за всю свою жизнь она ощутила, что земля не плоская, а круглая и медленно, но неуклонно уходит у нее из-под ног. Как могло, оказаться, что невзрачное тело Винце, все более усыхающее с годами, стало для нее столь надежной опорой? Она все стояла, прислонившись к воротам; даже ворота эти вот уже несколько дней казались ей какими-то призрачными, словно Винце унес с собой плоть камня и досок, оставив на месте их нечто неосязаемое, текучее, как мираж. В клубящихся, густеющих сумерках этого мартовского вечера, под унылый, нескончаемый плеск дождя она еще раз, напоследок уже, ощутила близкое присутствие Винце в его телесной реальности, седая шевелюра его колыхалась вокруг фонаря на маленькой площади в изгибе улицы. На город спускался туман, рыхлая, непрочная весенняя дымка; со стороны главной улицы слышался шум машин, на полном ходу разрезающих лужи.
На кладбище их отвезла машина Деккера. Профессор был настолько тактичен, что заказал себе такси, оставив Изу с матерью одних в машине. Старая хотела было ехать на кладбище задолго до начала обряда, но Иза воспротивилась этому; мать опечалилась: она так ждала минут, когда возле гроба не будет чужих. «Ты мой единственный родной человек, — сказала Иза, не сводя с матери серьезного взгляда красивых своих глаз. — Я твоя дочь и твой врач, мама. Покой нужен не только мертвым, но и живым. Я не хочу, чтобы ты вся исплакалась, сердце у тебя не железное, ты ведь не молоденькая уже. Я должна беречь тебя».
Сначала старая не плакала — но не от порошка, который Иза заставила ее выпить перед тем, как они вышли из дома: к боли прощания поначалу примешивалась какая-то неловкая затаенная радость: ведь она уже несколько дней не видела Винце — и вот теперь ей предстоит еще раз взглянуть на него, поцеловать его, поправить галстук. По дороге она не смотрела по сторонам, опустив глаза и подбирая слова, которые скажет ему. Он, должно быть, уже знает, что Иза решила забрать ее в Пешт, но план Антала, его предложение, может быть, нет еще. Она пообещает ему хорошо есть и попросит прощения, что не давала ему много обезболивающих: она ведь хотела, чтобы он жил, жил, пока есть хоть какая-то возможность. Она так готовилась к этому разговору, будто ей предстояло встретиться с живым, а времени на свидание было отведено совсем немного.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
С первых страниц романа известной венгерской писательницы Магды Сабо «Дверь» (1987) встает загадка: кто такая главная его героиня, Эмеренц?.. Ее надменность и великодушие, нелюдимость и отзывчивость, странные, импульсивные поступки — и эта накрепко закрытая ото всех дверь — дают пищу для самых невероятных подозрений. Лишь по мере того, как разворачивается напряженное психологическое действие романа, приоткрывается тайна ее жизни и характера. И почти символический смысл приобретает само понятие «двери».
Наконец-то Боришка Иллеш, героиня повести «День рождения», дождалась того дня, когда ей исполнилось четырнадцать лет.Теперь она считает себя взрослой, и мечты у нее тоже стали «взрослые». На самом же деле Боришка пока остается наивной и бездумной девочкой, эгоистичной, малоприспособленной к труду и не очень уважающей тот коллектив класса, в котором она учится.Понадобилось несколько месяцев неожиданных и горьких разочарований и суровых испытаний, прежде чем Боришка поверила в силу коллектива и истинную дружбу ребят, оценила и поняла важность и радость труда.Вот тогда-то и наступает ее настоящий день рождения.Написала эту повесть одна из самых популярных современных писательниц Венгрии, лауреат премии Кошута — Магда Сабо.
«Фреска» – первый роман Магды Сабо. На страницах небольшого по объему произведения бурлят страсти, события, проходит целая эпоха – с довоенной поры до первых ростков новой жизни, – и все это не в ретроспективном пересказе, вообще не в пересказе, а так, как хранится все важное в памяти человеческой, связанное тысячами живых нитей с нашим сегодня.
В сборник включены роман М. Сабо и повести известных современных писателей — Г. Ракоши, A. Кертеса, Э. Галгоци. Это произведения о жизни нынешней Венгрии, о становлении личности в социалистическом обществе, о поисках моральных норм, которые позволяют человеку обрести себя в семье и обществе.На русский язык переводятся впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
Повесть Э. Галгоци «Церковь святого Христофора» появилась в печати в 1980 году. Частная на первый взгляд история. Камерная. Но в каждой ее строке — сегодняшняя Венгрия, развивающаяся, сложная, насыщенная проблемами, задачами, свершениями.
В романе «Карпатская рапсодия» (1937–1939) повествуется о жизни бедняков Закарпатья в составе Австро-Венгерской империи в начале XX века и о росте их классового самосознания.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.